– Аналитики сказали, что в обед. Буду в час им звонить.
– Я им сам позвоню. Ты заявлениями занимайся.
Раздался телефонный звонок.
– Да. Что там у тебя? – отрывисто спросил полковник, ломая скрепку нервными пальцами. – Вот черт! Этих нам тут еще не хватало. Что делать? А что мы можем сделать, если они за воротами стоят? Может, они в КВД приехали, к сифилитикам. Ладно, понял. Отбой.
Еременко крепко выругался, самым витиеватым образом отозвавшись о свободе слова.
– Журналюги? – задал риторический вопрос Троекуров.
– А куда ж без них? Это ж, мать их, сенсация. Стоят за воротами, ждут. У меня строжайшее указание из главка, чтоб никаких контактов с прессой. Понял?
– Есть, никаких контактов.
– Про родственников помнишь? Предупреждай, что болтовня с газетчиками может закончиться хреново. Сам писакам говори, что не уполномочен. Они тебя сейчас караулить будут. Дежурный с тобой соединять никого не станет, жену предупреди.
– Понял.
– Что ж это может быть, Троекуров, а?
– Если честно, у меня есть только одна версия, – нехотя сказал Валерка после задумчивой паузы.
– Так у тебя версия есть? Что ж ты молчишь, засранец?
– Вам, Константин Николаевич, моя версия не понравится. Возможно, это какое-то паранормальное явление.
– Чег-о-о? – удивленно и немного брезгливо протянул полковник. – Ладно, иди работай. Будет возможность, еще кого-нибудь пришлю.
– Ну, я не прощаюсь, Константин Николаевич, – без задней мысли сказал Валерка, направляясь к двери.
– Да уж… С тобой, пожалуй, мне еще не скоро попрощаться придется, – горько ухмыльнулся Еременко.
Дверь за Валеркой закрылась. Полковник подошел к окну кабинета и чуть раздвинул жалюзи. Глянув на ворота отделения, он аж присвистнул, с чувством выругавшись уже в который раз за это утро. Набрал дежурного.
– Ты мне когда про журналистов говорил, их там сколько было? Одна машина? «Москва ТВ»? Понял. – Он швырнул трубку на аппарат, отчего тот обиженно звякнул.
«Быстро налетели, стервятники», – подумал Еременко, вновь глядя на улицу через щель в жалюзи. Машин было уже пять.
Когда капитан Троекуров вернулся на свое рабочее место, на него обрушился беспрерывный поток людского горя вперемешку с неистовой надеждой на то, что это горе не станет еще страшнее. За те годы, что он проработал в милиции, Валерка научился абстрагироваться от чужих страданий. Но с таким объемом человеческих бед он не сталкивался ни разу. На душе становилось вся тяжелее. Перед глазами мелькали лица пропавших, смотревшие на него с фотографий, принесенных родственниками. Серьезные, улыбающиеся, черно-белые и цветные, все они умоляли о помощи. А он даже не мог предположить, что же с ними произошло. Ощущение бессилия угнетало Троекурова.
К работе подключились еще двое следователей. К пяти часам вечера они закончили принимать показания родственников. Ни одной реальной зацепки так и не появилось. Правда, желанные алкоголики и маразматики среди пропавших были. Вернее, всего один алкоголик преклонного возраста, который к тому же являлся еще и маразматиком. Итак, все заявления были приняты. Теперь в зоне ответственности капитана было пятьдесят три дела о без вести пропавших гражданах. Ситуация шокировала своей необъяснимостью.
В 17.30 в кабинете начальника отделения началось совещание. Помещение заполнили озадаченные люди, которые тщательно старались скрыть свою растерянность. Троекуров прекрасно знал почти всех. Кроме полковника из Генпрокуратуры, подполковника из ГУВД и двух парней. У этих двоих были почти одинаковые костюмы и стрижки. «Так, ГУВД здесь. И федералы здесь. Ну что ж, все в сборе. Интересно, это поможет?» – думал Валерка, рассеянно листая свои записи.
