Зато он нравится мне… очень! И этот мужик хотя бы в моем вкусе в отличие от… всяких там идиотов, пытающихся утопиться.
А еще хочется верить, что благодаря рэпу с хардкором я успокоюсь и уже наконец доеду. Больше без неожиданностей.
За окном хлопья снежные кружатся в таком ритме, что дворники не справляются. И вообще колея (после серии оттепели и резких заморозков) не обещает чего-то хорошего. Надо ещё тише, но спидометр и так не поднимается выше двадцати.
Тихонько заворачиваю, следуя за стрелкой указателя с названием нашей деревни, из которой уехала аж десять лет назад. Добираюсь до первых домов и делаю музыку тише, не желая кого-то будить.
Радке как раз поёт строчку:
“I'm a liar, I'm a cheater, I'm a non-believer”
[Я лжец, изменщик, неверующий]
И это напоминает историю его жизни, а мне почему-то даже хочется её повторить.
Сворачиваю на нашу улочку и проезжаю четыре дома, заворачиваю на уже огребённую парковочку возле маленького невысокого домишки, думая поругать за это бабушку. Надорвется же! Я бы сама всё почистила, а она так гордится, что единственная внучка наконец с десятой попытки получила права, ужас просто!
Поправляю кофту, застёгиваю куртку, надеваю шапку и тихонько выхожу из машины, тут же расслышав, как из будки за воротами выходит Люська, звонко задребезжав цепью. Та добродушно лает, узнав меня каким-то собачьим чутьём. Ей уже лет двенадцать, наверное, старенькая совсем и вроде толком не видит.
Успеваю открыть калитку и зайти внутрь, погладив белесую смесь алабая и лабрадора. Та довольно тычется в руку до тех пор, пока не слышит вышедшую бабушку.
— Душечка, ты приехала!?
— Я, бабуль.
Моя драгоценная выглядывает из-за дверей тамбура и охает заулыбавшись.
— Погоди, сейчас свет в сенях включу! А то пробежала же…
— Да не надо, заходи лучше в дом.
— Сама давай не тяни, простудишься!
Это точно.
Завтра, с утра пораньше, нужно будет из багажника достать подарок, приготовить стол и созвать всю деревню, вроде как обожающую эту женщину в платочке. В понедельник же снова на работу, и болезнь в мои планы точно не входит. А я не знаю, как сейчас не дрожать...
Захожу за ней в дом, та встаёт у печи, улыбаясь мне лишь миг. А потом замечает мой вид и охает пуще прежнего.
— Это что ж с тобой стало-то! Как покойница вся! А сыра… вода бежит!
— Да случайность, бабуль. - Стягиваю всё верхнее, шмыгая носом.
— Да как же это случайность-то, душечка моя!? Что случилось?
Пожимаю плечами, повесив курточку на крючок. Обхожу её, оставляя носками сырые следы на досках, и ставлю сапоги сушиться на верх печи. Надо бы достать из машины джинсы, но бабушкин плед стал неплохой юбкой... Та причитает, помотав головой.
— Ты вся же вообще, будто из таза окатили! Да не один раз!
— Ну так вышло, бабуль…
— Ой не юли, Владислава, не юли мне!
Не говорить же ей, верно? Только волноваться будет, да и что тут скажешь?
К счастью, та не настаивает. Отправляет переодеваться в свою комнатку-закуток. Нахожу ночную сорочку в комодике, до сих пор обклеенном наклеечками моего детства, поверх надеваю халат, еле как справляюсь с завязками, до сих пор не чувствуя кончики пальцев. Мельком смотрю в зеркало и ужасаюсь тому, что вижу: тело в синяках и царапинах. Как работать в таком виде? Ещё решат, что меня избили…
Вспоминаю его почти удачную попытку меня утопить, когда начал вырываться. Хмыкаю… не такая уж и ложь.
Странный он. Зачем на обгон пошёл, зачем прямо перед моей машиной нырнул, зачем выбраться не пытался? Или пытался, а я просто надумываю? Не знаю.
