– Мама.
Нина резко обернулась, в удивлении воззрилась на дочь.
– Ты почему не спишь?
Арина стояла, прижимаясь к дверному косяку, в яркой пижаме с Гуффи, и смотрела на неё серьёзно, точнее, на деньги в её руках. Нина вдруг засуетилась, чего-то испугалась, а деньги поспешила убрать обратно в банку. И потом уже поманила дочку к себе, посадила на колени и обняла, уткнувшись носом в её распущенные волосы.
– Ты почему не спишь? – поинтересовалась она, на этот раз шутливо. В щёку Арину поцеловала. – Уже так поздно.
На плите зафыркал чайник, Нина протянула руку, чтобы его выключить, а дочке предложила:
– Давай пить чай? У нас конфеты есть.
Ариша пересела на соседний стул, придвинула к себе свою чашку, на мать не смотрела, ничего не говорила, но Нина почему-то чувствовала, что ей всё это нравится. Наверное, Арина всё-таки переживала, когда она уходила вечерами, и сейчас чувствовала облегчение, проснувшись среди ночи и поняв, что мама всё-таки возвращается домой. Поэтому Нина не стала её торопить и снова укладывать в постель, они мирно пили чай, Ариша сбегала за своим альбомом, чтобы показать матери новые рисунки. Только в половине второго Нина спохватилась, и они с Ариной отправились спать. Правда, спать на своём диванчике Арина не захотела, перебралась к матери, свернулась клубочком у неё под боком и, наконец, спокойно заснула, а Нина, сама того не желая, вновь вспомнила знакомую мелодию. Глаза закрыла, и будто наяву увидела себя на сцене, у шеста, каждое движение, которое делала, и которое могла бы сделать. Начала в уме продумывать новый номер, и в какой-то момент так противно стало. Вспомнила не свой танец, а мужчин в зале, которые смотрели на неё, разглядывали, будто ощупывали взглядами, а она даже сейчас, в своей постели, вроде бы для них старается, придумывает новый повод её обсудить и взглядами раздеть, хотя, особо с неё снимать нечего, пара шёлковых тряпок. Пытаясь отвлечься от этих мыслей, осторожно погладила дочь по спине, а себе приказала спать, даже одеялом с головой накрылась.
Утром позвонила мама. Начала выспрашивать что да как, про работу и мужа, а Нина, проснувшись без настроения, в сердцах выпалила:
– Мама, не спрашивай меня о нём. Я ничего не знаю!
– Что значит, не знаешь?
Нина, уже успев пожалеть о своих словах, всё-таки решила больше не отнекиваться и не притворяться, да и мама озабочено переспросила:
– Вы поругались? Опять?
– Не ругались. – Нина присела на подоконник, глянула вниз, на улицу, заметила хозяйку квартиры, выгуливающую свою собачку, и поспешила от окна отойти. Ещё не хватало, чтобы она её заметила, этой особе даже кивать в знак приветствия не хотелось. – Паша уехал в Москву, там… ему работу предложили.
– Какую работу?
– Говорит, хорошую.
– То есть, ты даже не знаешь? – Елена Георгиевна вздохнула и с горечью подтвердила собственную догадку: – Вы разругались.
– Мама, мы вместе уже десять лет, даже больше. Мы ругаемся и миримся. И со своими проблемами разберемся, не переживай.
– А как же ты одна?
– Нормально. Работаю. – На секунду зажмурилась, но приказала себе быть стойкой. Погладила Аришу по голове, когда та протиснулась мимо неё в обнимку с плюшевым кроликом.
– Правда?
– Мама, клянусь. У меня всё в порядке.
– Хоть бы зарплату тебе добавили, что ли. Я вот по телевизору слышала, что бюджетникам обещали прибавку.
– Мама, я не бюджетник.
– Но ты же в школе работаешь.
