Когда я проснулся, было ещё совсем темно. Тело свело от холода. Часы показывали пять. Я встал, набросал дров в буржуйку, стоящую под окном, за ночь она потухла и остыла и вышел из домика. Вокруг было темно и тихо. Я осмотрелся. Наша сторожка стояла немного в стороне от небольшой поляны, в которую упиралась, кончаясь на ней, дорога. В центре поляны стоял автобус-лавка, а вокруг, в идеальном порядке, такие же маленькие домики-сторожки. Их было девять. И ни души вокруг.
Я подошёл к автобусу. Задняя дверь была открыта, прилавок тоже. На стенных полках стояли консервы, хлеб, банки с помидорами и огурцами. На полу валялись несколько мешков картошки. Вдоль стены стоял целый штабель ящиков водки. И никого… Ни шофера, ни продавца, ни кассира. Пока мы ехали с ними сюда, никто не проронил почти ни слова. Будто военную тайну боялись раскрыть. Да я с женой и не лез к ним. А сейчас и вообще исчезли.
Я вылез из автобуса и пошёл к первому домику. Дверь в него была открыта настежь и болталась на одном завесе. Войдя в маленький коридорчик, увидел слева такую же маленькую кухоньку и открыл двери в комнату. Комната была совершенно пустая, холодная, чисто побеленная, с целыми стеклами на окнах. Но не своей пустотой и мраком она пугала. В ней не было потолка. Вернее он был, но валялся на полу кучей щебня и мусора. Я быстро вышел на улицу и оглянулся. Дом как дом. Крыша на месте. Бомба в него не попадала.
Неприятное чувство засосало под ложечкой. Вспомнились карпатские сказки про леших и ведьм. Говорили, что, когда умирает старая ведьма, она мучается, зовет кого-нибудь, чтобы передать свой бесовский дар. И, чтобы освободить её, в комнате ломают крышу.
Тьфу ты, бред какой-то. Я поправил топор на боку и пошёл к следующему домику, по дороге удивляясь, куда же делись отсюда собаки. Вчера, вроде были. Дверь была затворена, но не заперта. Рывком вошёл в точно такой же коридорчик, мельком взглянул в пустую кухню и открыл дверь в комнату. Та же история. Чистая пустая комната. Окна, пол, чистые стены. Потолок грудой на полу. Резкий крик ночной птицы заставил меня вздрогнуть. Четверть века пролазил я в одиночку по горам и ни о чём подобном даже не слышал.
Да где же они все подевались?! Скрепя сердце, я пошёл в третий дом, четвёртый, в пятый – везде одно и то же. И не то, чтобы я боялся, но было жутко. И только, подходя к восьмому и девятому домику, почувствовал, что здесь кого-то найду. И не ошибся. Толкнув дверь, я понял, что она чем-то подперта изнутри, но не сильно. Поднажав, я подвинул дверь и, просунув голову внутрь, увидел, что открыться ей мешает лежащий поперек коридорчика человек. И не один.
Начинало светать. Бледные тени проникали внутрь. «Мёртвые они, что ли?» – подумал я, но тут же по запаху понял, в чём дело. На кухне было то же самое. Человек пять мертвецки пьяных мужиков валялись прямо на полу. С трудом я вошёл в комнату. Потолка здесь не было тоже, но он, видимо, был убран с пола. Посередине стоял длинный стол и лавки. Очевидно, это была бригадирская. В углу стоял сейф настежь раскрытый и в нём стопками лежали пачки денег. «Вот и вся бригада в сборе!» – Я разглядывал лежащих под ногами в самых разных позах незнакомых людей, с которыми мне предстояло, наверное, долго работать и качал головой. Нет! Мне здесь не нравилось!
Пьянка только-только закончилась. Один единственный, самый стойкий гуляка, лежал на лавке и во рту его торчала потухшая сигарета. Он попытался встать, услышав, как скрипнула дверь, но, подняв голову, свалился с лавки, успев при этом матюкнуться. Кто-то глухо вякнул под ним. Кассирша, лежащая у сейфа, хрипло промычала что-то вроде: «Угу-гу», но повернуться не смогла. Я вышел.
