– До скорого свидания, девочка… Взглянул на свою любовницу и строго ей:
– Любка, смотри мне!..
– Да, уж смотрю… – усмехнулась она.
– Ох, господи, пора и мне на покой, милашки, – встала Коростылева. – Загулялась я тут сегодня… – сказала она, когда Барсуков и Сопов вышли. Она перекрестилась на иконку в углу и вышла из комнаты.
– Ну, и я пойду, на работу завтра рано… – встала и Кира.
– Да, куда ты, посиди еще. Сейчас выпьем… – налила вина в стаканы Любка. – Эх, жизнь наша сучья… – Выпила свой стакан залпом.
Сделав глоток, Кира спросила:
– Ты что же, нигде не работаешь?
– А зачем? – хохотнула та. – У меня Вадим есть, девушка. – И добавила: – Пока есть…
– Почему «пока»?
– Ты думаешь, я у него одна? И в тебя вот, вижу, втюрился он. Иди знай, что у него на уме… Может, меня и бросит.
– Поверь, я не хотела… Ты сама уговорила меня прийти. А мне так не хотелось, так не хотелось, как чувствовала…
– Да ты, как ты. Какой тебе упрек тут. Но все же… – усмехнулась Любка и замолчала.
– Что «все же»? – немного выждала, затем спросила Кира. Любка снова выпила, качнула головой и со вздохом ответила:
– Да, разве тебе все объяснишь вот так сразу, разве ты все поймешь…
– А кто он, Вадим этот?
– Он? – взглянула на девушку Любка и негромко промолвила: – Он большой и страшный человек. Очень… Эх…
– А с ним тот, тоже такой?
– Яшка? Одной масти и из одной колоды. Во всех делах правая рука Вадима. Кира помолчала, затем спросила:
– В каких же делах они сейчас могут быть, Люба? Карточки, трудное время, работаешь только ради хлеба куска…
– Приживешься если, то сама узнаешь то, что тебе знать будет положено…
– Наверное, и фамилия у твоего Вадима аристократическая, – мечтательно проговорила Богданова.
– Фамилия как раз у него не знатная… – усмехнулась та, – Барсуков… Кира вскочила, как ошпаренная и бросилась к дверям с возгласом:
– Барсуков?!
– Стой! Куда ты?! – бросилась Любка за ней: – Стой, дуреха! Стой!..
Через какое-то время Кира Богданова с удрученным видом была в кабинете Железнова. Он стоял за своим столом и сетовал:
– Эх, Кира, Кира, провалить такое дело! Да, разве же можно поддаваться своим эмоциям при выполнении задания?!
– Она когда сказала: «Барсуков», так я… Петр Иванович… я… я…
– Я, я… Где же твой холодный ум? Эх, как многому нам надо еще учиться, как многому., особенно выдержке, Богданова. И что же дальше было?
– Обегала я все вокруг… Никого… Вернулась, Любки тоже нет. Только Коростылева храпит в своей мазанке…
– Ну, вот давай возьмем тот случай, если бы ты нагнала всех этих бандитов и что?
– У меня браунинг… – тихо ответила девушка.
– Браунинг! А у них маузеры, да и стреляют они без промаха, офицерская выучка у них! Шлепнули бы они тебя, и точка. Эх, дивчина, дивчина ты… Все?
– Нет… Зашла к себе, а на дверях приколото… – подала она начальнику разглаженную коробку из-под папирос. – Финкой приколото было…
Железнов прочел и произнес негодуя:
– Наспех писал, мерзавец, но грамотно… Видишь, как нагло себя ведет? А почему? Потому что видит нашу слабую, еще не поставленную как следует работу в борьбе с преступным миром. И в доказательство этому – твой сегодняшний промах.
– Петр Иванович, я… – поклала на стол, завернутую в платок финку.
– А платок-то зачем?
– Отпечатки пальцев, может… – опустила голову девушка.
– Ишь ты… Вот здесь ты правильно поступила, Богданова, ничего не скажешь. Только какая тут дактилоскопия, если у нас самой захудалой фотографии и картотеки еще нет… Ладно, туда спать не возвращайся, в дежурной комнате доспишь эту ночь. Потом ордер в общежитие получишь. И опиши подробно их портреты, да и разговоры, представляющие определенный интерес…
