Дыханье осени – бодрит…
Увы, не душу, только тело:
и благородный строгий вид —
печаль скрывает оголтело.
Идёт задумчивый эмЧе,
об чьи-то тени спотыкаясь,
и – тает в солнечном луче,
в привычный холод пеленаясь;
прибавил смелости басам,
и – вот, обрывисто и гнуто,
он обратился к небесам,
вернее, к Высшему Чему-то…
– О, Что-то Высшее, подкинь
умелость радоваться просто!
Живу по Ян и пью – по Инь,
и – нет цветения и роста,
и нет гармонии в душе —
сплошь камнепады и тайфуны…
Я – Мельпомены атташе —
рву жилы, волосы и струны.
Не отрекаясь, не кляня,
не примыкая к хороводу,
я всё, что строило меня,
благодарю за непогоду
и дни, что звёздам вопреки,
благоприятные – по сути…
Не обессудьте, добряки,
и руки в омуты не суйте,
плюсуйте к низшему числу —
за слабость – юность и остылость…
Но романтичному ослу,
прошу, Всевышний, сделай милость.
Крепчай, броня, спасай меня!
Расти, забор! Смелейте, зубы!
Не наступай, стена огня!
Уймитесь, бесы и суккубы!
Не знаю всех по именам —
и знать, и звать – не по охотке…
Но взгляд ползёт по сторонам:
вы взяли все мои высотки.
В глазах случился кувырок,
в мозгах – сработала хлопушка,
и зазвучал мой «русский рок»
как «гваделупская частушка».
Пропал волнительный азарт —
максимализм и праздник юный…
Разочарован пьяный бард
в мотивах жизни шестиструнной.
Не стал горланить и бренчать,
устал доказывать незрячим:
на лоб поставлена печать
чужими хохотом и плачем,
и вечной болью и тоской —
от перспективы и флешбэка…
Есть инструменты в мастерской,
но толку нет – без человека.
Нет рядом той, нет рядом тех —
с кем можно быть большим и малым —
любым – без шуток и потех,
больным, голодным и усталым —
не идеалом – без коня,
плаща и шпаги, и короны.
Мои враги – внутри меня,
и там же – личные иконы…
Дыханье осени – пьянит
и отрезвляет вероломно,
и благородный строгий вид —
сияет зло и безсоромно:
не надо этой мишуры
и маски – графа Монте-Кристо —
неубедительной игры
провинциального артиста…
Турист, смотри со стороны:
