Когда я вошёл, то застал довольно странную картину. Анатолий Владимирович стоял и, задрав голову со своими дряблыми бульдожьими щеками, смотрел на грязный известковый потолок с люминесцентными лампами. Казалось, он меня не замечал. Наверно, думает, что надо натяжные потолки примастырить или заменить одну неисправную лампу. Но я ошибался. В действительности, он наблюдал за синей, здоровой, как лошадь, мухой, которая ползала по потолку. Я это понял только тогда, когда спустя две минуты, директор начал крутить головою, сопровождая взглядом полёт насекомого до тех пор, пора последняя, ударившись о стекло, противно жужжа, не заелозила по его поверхности, не догадываясь своими куриными мозгами вылететь на волю через открытую фрамугу. Только тут директор обратил внимание на меня.
– А, это вы? – произнёс он, нисколько не смущаясь, что столько времени я наблюдал его за столь несолидным для директора школы занятием. – Присаживайтесь, Дионис Валентинович.
И указал мне на стул возле его стола. Сам же он сел за кресло на скрипучих колёсиках, находящееся по другую сторону стола. Сложив руки перед собой с перекрещивающимися пальцами, Анатолий Владимирович начал нервно вращать большими пальцами по кругу по принципу барабана в револьвере. Я знал за ним эту особенность, когда он хотел довести себя до определённой степени праведного гнева. Три морщины на его челе углубились, а его зрачки, смотревшие сквозь линзы очков, уже изучали меня, как вредоносного микроба под мощным микроскопом. В неотутюженном светло-сером в полосочку костюме он напоминал научного аскета, который дни и ночи ищет для человечества спасительную вакцину против смертоносного вируса. Впрочем, иногда из-за своей косолапости он мне напоминал Собакевича.
– Тут на вас, сударь, из милиции пришла жалоба, – прервал он молчание, видимо, уже дошедший до нужной ему стадии. – Как вам это понравится?
Я подумал, интересно, а он читал эту пасторальную пьесу Шекспира (или тех английских интеллектуалов, которые прятались под этим вымышленным мифическим именем>24)?
Анатолий Владимирович, тяжело опираясь на стол всем своим тучным весом с риском его проломить и опрокинуть на пол и телефон, и компьютер, встал, потом вынул засморканный платок, провёл по лысине и начал неуклюже ходить взад-вперёд, скрипя новыми штиблетами. Так. Нужно было всё объяснить, чтобы ни на какого не сваливая вину, в то же время представить себя жертвой некой провокации.
– Ну? Что же, вы молчите, сударь? – раздражаясь, повысил голос директор и его бульдожьи щёки затряслись. – Как понимать ваши хулиганские выходки, когда вы находились в толпе преступных асоциальных маргиналов? Мне что? Заботы мало, как только получать от милиции жалобы на моих учителей?
Собравшись духом, погладив, успокаивая себя, руками по коленям, при этом, не позабыв помолиться Николе Угоднику, я, повернувшись в пол-оборота к директору, который стоял сзади меня и следил за перипетиями скребущейся лапками о стекло мухи, абсолютно беззаботным тоном произнёс:
– Анатолий Владимирович, я там оказался совершенно случайно. Вижу, народ стоит…
– Правильно, народ стоит! – саркастически воскликнул директор. – И вы решили, что идёт ярмарка с выбросом дешёвых товаров. А то, что толпа была с флагами и лозунгами, а с трибуны в микрофон клеветал на местную и высшую власть это бездельник Богдан Сиротин, вы этого, разумеется, не увидели и не услышали!
