Остров бабочек - страница 40
Я высоко подбрасываю окурок. Рисуя в воздухе огненную дугу, он перечерчивает зигзагу, которую изображает в этот момент бесшумно порхающая летучая мышь. С одним живым существом я уже повстречался, не считая комаров. «Мы с тобой одной крови». Надо отметить в тетради натуралиста. Чо-то нынче ночных бабочек не видно. Бражников там, хохлаток, монашенок… Интересно, а совы здесь летают? Наверно, летают. Воспитанник Станции Юннатов Слава Рогов говорит, что в этой стороне водятся и домовый сыч, и серая неясыть. А подалее, в дебрях, гнездятся и филины. Надо как-то сходить с юннатами на их пункты наблюдения, всё-таки я, какой-никакой, а биолог. Хотя, какой я нафиг биолог! Так, натуралист с фиговым листом. Слишком много во мне интересов умещается. Философия, мифология, история, астрономия, антропология, классическая музыка, литература всех времён и народов. Кроме того, ты не просто биолог, а школьный учитель, которого гнобят и дрючат во все дыры. Анализы, самоанализы, отчёты, планы, методики, курсы повышения и прочая дребедень. На подлинное творчество и научное, и литературное остаётся с гулькин…
Тррддддн!…Вдруг послышался характерный треск. Меня и сельхозтехнику осветили фары двух мотоциклов. Так, сюда свернуть решили. Даже ночью покоя не найдёшь. Дня им мало – это точно. Темнота друг молодёжи, изречение, дошедшее до нас аж ещё из древнего Шумера. С этим можно поспорить, поспорить именно с тем, что темнота исключительно только для молодёжи, ибо и кому за сорок, даже за пятьдесят, вожделенная темнота не является врагом. Ведь недаром когда-то пел импозантный Иосиф Кобзон: Не расстанусь с комсомолом. Буду вечно молодым…
– Катька, стерва, – раздался грубый басище. – Своими ногтищами всего меня исцарапала! Кошка, мля!
– А чего нёсся как угорелый! На последнем повороте еле удержалась, – хохотала Катька, ничуть не обиженная таким неджентельменским обращением.
– Она ещё не научилась распалять мужика, – раздался смеющийся тенорок. – Вот моя Кристинка, по этой части, просто клад!
Катька и тенорок засмеялись.
А вот и ночные бабочки с филинами ушастыми подвалили, подумал я. Не знаю только, нужно ли их отмечать в тетради натуралиста.
Я вжался в ящик. Хоть и живые существа, и ходят на задних лапах, но на общение меня не тянуло. Ну, не тянуло – и всё!
– Ну, чего, Лёха, – послышался другой девичий голос, не высокий, как у Катьки, а грудной, видимо, Кристинки. – Чуяло моё сердце, что не туда завернёшь. Тут же сеялки. Слепошарый!
– А я специально сюда заехал, – ответил басом Лёха. – Думаю, девкам нужно в кусты сходить. Правда, Вовка?
– Точно, точно, – затенорил, смеясь, Вовка.
– После такой езды – это конечно, – всё хохотала Катька.
– Дурни вы и есть дурни, – иронично усмехнулась Критинка, из всех четверых, очевидно, имеющая наиболее высокий коэффициент интеллекта.
– Ну, раз девки не хотят, – скомандовал Лёха. – Тогда разворачиваемся!
– Если сука не хочет – кобель не вскочит, – отколол ни к селу ни к городу придурковатый Вовка.
– Ха, ха, ха, – залилась Катька.
Кристинка только заметила:
– С перепоя ему суки какие-то померещились. Но про себя не обманулся: кобелём назвался. Что верно, то верно.
– Лёх, – смеялся Вовка. – Смотри, как она меня подколола?
– Ладно, хватит ржать, – отчего-то обозлился Лёха. – Не клоун. Всё. Едем!
Парни повернули ручку газа на себя – раздался жуткий треск. Мотоциклы развернулись, и понеслись в сторону шоссе. Когда доехали, развернулись вправо и на скорости, прожигая тьму лучами фар, понеслись навстречу ночным приключениям. Скорей всего, намылились в бар «Цыплёнок жареный», что находится в трёх километров отсюда по дороге в Кашкино.