Проснулся он снова в темноте. Где-то за печью, – там, где родительская кровать была огорожена занавеской, теплилась свеча.
– …сил моих нет, – послышался дрожащий голос матери. – Анна-Кристина с детьми уезжает. Отпусти и ты нас, коли мы здесь тебе обузою…
Сердце Лорки ухнуло куда-то вниз. Еще никогда, никогда за все время их бесконечного путешествия мать ни разу не то что с отцом – с Лоркой не заговорила о возвращении!
– Не обузою, – коротко отвечал отец.
– Да разве? – В голосе матери явственно послышалась обида. Эту-то обиду как раз Лорка хорошо понимал. Он и сам еле удержался от слез от такой холодной встречи. – Все служба, служба! Хоть бы о сыне спросил! А он не помер едва, с самой Масленицы болеет! На Ураке сани под лед провалились, насилу вытащили…
– Отчего в Якутске не дождалась? – кулак отца в сердцах грохнул об стол. – По весне бы встретились… Слыханное ли дело – в этакую зиму бабам с детьми… Я еще с Коробова спрошу, как посмел отпустить…
– Его не вини! – вскинулась мать. – Сами мы…
– Для какого, скажи, дела?
Мать надолго замолчала. Потом уронила еле слышно:
– Тебя повидать… Лавруша все спрашивал. Вот я и…
– Ох, Ульяна, Ульяна! – послышался шорох, это, должно быть, отец обнял мать.
– Не получилось у нас жизни в тепле да в довольстве, – после долгого молчания сказал отец. – Все бредем да бредем куда-то. А будет ли конец тому пути – и сам не ведаю… Быть может, и прав командор – любит жену свою, а потому отсылает ее обратно, подальше от здешней дикости…
– Не нужны мы тебе здесь, – всхлипывала мать. – Нужны бы были – все снесли, любые невзгоды… А так…
– Сама не знаешь, что говоришь, – вздохнул отец. – Не нужны бы были, давно бы отослал назад – к чему маяться? Или уж оставил в Иркутске, – там все же какое-никакое женское удобство…
– Не нужно мне удобства! И Лавруше не нужно! Ты нам нужен! Ты! А тебя все нет… А вернешься – слова ласкового не скажешь! Так и живем, ровно вдова с сиротою при живом муже! – мать наконец высказала то, что наболело на душе, и смолкла.
– Служба моя, Ульяна, такова, – тяжело сказал отец. – Еще мой отец мне говаривал: морская служба с жизнью семейной не в ладу…
– Да где ж она, служба твоя морская, Свен? – горько сказала Ульяна.
– Здесь, – отвечал отец. – Год за годом, миля за милей. Большое задумано было дело государем, – край земли Русской отыскать да утвердить на ландскартах навечно. Разве же враз справиться?
– А без тебя… никак не можно? – несмело спросила Ульяна.
– Может, и можно, – коротко отвечал отец. – Только вот хорошо ли справиться выйдет?
– Полюбила я тебя за честное и верное сердце, – помолчав, сказала мать. – Не след теперь своим мытарством с пути сбивать. Делай, как знаешь, Свен, о нас не тревожься. И впрямь надо было в Якутске зиму переждать. Невмоготу только стало без тебя, невмоготу!
– Тсс… Все хорошо. Даст бог, по весне в Охотск переберемся, там я уже и избу свежую для вас велел строить – попросторней этой!
– Ох… а там построишь ты эти свои корабли – и уйдешь землицу американскую искать… А еще вернешься ли…
– Вернусь, – твердо сказал отец. – Как не вернуться, если сердце мое вот здесь, Ульяна, mitt hjärta![8] Ты держи его крепче, да помни – пока оно здесь, с тобой, никакая беда меня не настигнет!
