Время… Еще семь дней назад Хорив и представить себе не мог, что станет общаться и шутить с этими людьми, столь внезапно вошедшими в его жизнь, и это будет ему нравиться. Впрочем, тогда он не надеялся даже на то, что его вообще оставят в живых, а не бросят в придорожной канаве с перерезанным, как у Лихия, горлом. И в тот момент у него были все основания думать именно так, а не иначе…
… – За что? – спросил Хорив у высившегося над ним Гереха, похожего на выточенную из эбенового дерева неприступную башню. И Герех, сверкнув белозубой улыбкой, ответил:
– Ты должен был узнать, что я сильнее тебя и в любой момент могу сделать с тобой все, что пожелаю. И теперь ты это знаешь.
Хорив промолчал, лишь тронул языком шатающийся зуб, незаметно поморщившись. Теперь он действительно знал это.
Продолжая улыбаться, Герех одним движением своего кинжала разрезал веревки, связывавшие Хорива, и встал, широко расставив ноги и подбоченясь. Мальчик попытался последовать его примеру, но затекшие от долгой неподвижности мышцы отозвались такой резкой болью, что Хорив только охнул и счел за благо остаться на палубе. Тем не менее он задрал вверх голову и, жмурясь от бьющего прямо в глаза солнца, вызывающе спросил:
– А если я убегу?
– Беги, – просто ответил роме и сделал широкий жест, охвативший окружающее их до самого горизонта море. И как бы между прочим добавил: – А я погляжу, как ты справишься с этим с двумя детьми на руках.
Хорив оглянулся на удаляющийся берег родной Троады, потом перевел взгляд на прильнувших друг к другу Вингнира и Фарику, сидевших чуть позади него и внимательно прислушивавшихся к их разговору, и вздохнул. Возможно, в одиночку он и попробовал бы сделать это, но с детьми подобная затея действительно была обыкновенным самоубийством. И кеметийская триаконтера, красная, как кровь, без всяких происшествий продолжала набирать ход, все дальше уходя от мыса Лект, успевшего уже подернуться голубовато-призрачной дымкой.
…Это был последний корабль, оставшийся от считавшейся непобедимой флотилии, посланной из Кемета на помощь к осажденным троянцам. Вел эту армаду Мемносе, полемарх корпуса Ра, младший приемный сын пер-оа – Великого Дома, Владыки Двух Царств, Государя-Бога Мернептаха Мериамона. И пяти лет не прошло, как Мемносе разгромил осмелившихся посягнуть на Черную Землю турша – этрусков, карийцев, ахеян, ликийцев, тирренцев и шардана, отправив восемь с половиной тысяч из них в Сехет Иалу собирать небесный камыш, а девять тысяч взяв в плен, превратив их в «живых убитых». Поэтому никто из роме, шедших под его рукой, не сомневался в победе. Они шли в бой, как на праздник, веселые и хмельные от ощущения собственной неуязвимости, словно они всем скопом искупались в жгучих водах черного Стикса, уподобившись Ахиллу. Однако боги – а вернее ахейцы, сумевшие обратить в бегство даже богов – решили по-своему. И решение это было не в пользу сынов Та-Кемета.
Потрясенный до самой глубины своего Ба, Камес остановившимся взглядом следил за тем, как на его глазах гибнет цвет и гордость кеметийского войска. Под внезапным, бешеным натиском ахейских стратиотов, только что, казалось, повергнутых в прах и растоптанных тяжелыми эмбатами, смешались и опрокинулись стройные шеренги горделивых роме, потеряв всякий порядок и думая лишь об одном: оторваться, убежать прочь от этих одержимых безумцев, которых не сумела остановить даже смерть. Бросая щиты и оружие, топча лики своих богов, «неуязвимые» кеметийские воины – неферу устремились обратно к кораблям, даже не помышляя о сопротивлении. А ахейцы, вознесясь на плечах своих бегущих врагов, словно демоны Дуата обрушились на флот Кемета, и за их спинами ехидно скалил клыки Хентиментиу, песоголовый бог мертвых, в предвкушении обильной жертвы.
