– По твоему восторженному взгляду я делаю вывод, что ты впервые в Кальяри, – сказала Мара, возмущенно оценивая одежду коллеги – темные армейские ботинки, рваные джинсы и потертую кожаную куртку. Она остановилась взглядом на пирсинге в носу, из-за которого та больше походила на рокершу, чем на полицейского. Никакого лака для ногтей, даже намека на блеск для губ или помаду. Ни кошелька, ни портфеля, ни сумочки или любого другого аксессуара, куда можно было бы положить хотя бы пачку носовых платков. Эта деталь очень беспокоила ее, ведь женщина без сумочки так же непредсказуема, как кошка, переевшая амфетамина.
«Если ты хочешь скрыть свою женственность, у тебя это отлично получается, милочка», – едко подумала Раис.
– Впервые на Сардинии, – ответила Кроче, глядя на одежду Мары, которая, по ее мнению, была слишком элегантной для полицейского. «В такой одежде она либо хочет привлечь к себе внимание, либо заставить тебя чувствовать себя неполноценной. В любом случае, дорогая, ты начинаешь не с той ноты, – подумала Ева. – И если ты продолжишь так смотреть на меня, это плохо кончится».
– Ну, могло быть и хуже, не так ли? – сказала Мара, прежде чем сделать еще один глоток пива.
– Я не знаю. Это ты мне должна сказать.
– Знаешь что? Не хочу портить тебе сюрприз, – парировала Раис с задумчивой улыбкой.
Ева почувствовала плохо скрываемую ненависть: казалось, женщину из Кальяри заставили принять ее. Она надеялась, что это было просто пресловутое инстинктивное недоверие сардинцев к «жителям континента».
– Сначала я приняла тебя за туриста. У тебя не типичные итальянские черты, – сказала Раис, наблюдая за цветом кожи своей коллеги, лазурными глазами, россыпью веснушек на лице с тонкими, почти эльфийскими чертами. Одного взгляда на волосы цвета воронова крыла было достаточно, чтобы Мара сделала вывод, что миланка недавно покрасила волосы. Кустарная работа, краска из супермаркета, дешевка. По очень светлому цвету тонких бровей она сделала вывод, что изначально Ева была блондинкой или даже рыжей.
– Моя мать ирландка. Я многое у нее взяла, – отрезала Ева.
Мара Раис удивленно выгнула бровь.
– Ирландка в Милане… Звучит как название фильма.
– Так ты моя напарница? – спросила Кроче, резко меняя тему, словно ей не нравилось говорить о себе.
– Точно. Ты уже хочешь пожаловаться на меня? Это будет не в первый раз.
– Пока что ты под наблюдением, – подстрекнула Ева. – Я никогда не работала в паре с женщиной.
– И я. И, честно говоря, не то чтобы в восторге от этого.
– Ты знаешь, а по тебе не скажешь, – пошутила Кроче. – Выглядишь такой счастливой…
Раис растянула губы в улыбке, на этот раз искренней.
– Сколько ты уже работаешь в отделе нераскрытых преступлений? – спросила миланка.
– Меня только что перевели. Я еще не приступала. Начнем вместе.
– Не знаю, как здесь, но отдел нераскрытых преступлений в Милане – это лимб, куда отправляют любого, кто навалил дерьма. Словом, место для неудачников.
– Здесь то же самое, с той разницей, что это новый участок, и нам с тобой придется разгребать всю работу и нераскрытые дела не только в Кальяри, но и по всему острову, потому что наше управление впереди планеты всей, – сказала Мара.
– Шутишь?
– Нет, я очень серьезно. Это значит, что куда бы мы ни пошли, нас будут ненавидеть, как две занозы в заднице, и если мы сделаем что-то не так, то появятся два козла отпущения, которых принесут в жертву. Как ты понимаешь, козлы – это мы с тобой. Засада по всем фронтам… Ты куришь?
