Сон оказался пророческим.
Через день отец сообщил: его заметно помолодевший пациент, похоже, оказался наследником царя Соломона, решившим спонсировать поиск бессмертия. И это не пустые слова. На гряде частных его островов началось строительство лабораторий геронтологии, биоинженерии, генной терапии, конкретно, не виданного ещё наукограда.
«Доучивайся и приезжай. Мама нашла себя здесь, и ты найдёшь…»
Многообещающая перспектива подстегнула его. С полгода он работал над лекцией о человеке, как конгломерате всех имеющихся в природе генов. В подвале студенческого театра на два часа арендовал сцену, написал объявление «Адам Бессонов. Азбука генома разгадана. Пришло время творить новых людей!»
И!..
Аншлага не случилось, но человек двадцать, а то и больше зрителей, набралось.
Впрочем, в зал он не смотрел.
Со сцены выступал как с амвона, обращался не к слушателям, а к белобородому и синеглазому старцу из вещего сна, чтобы услышал и помог составить генетический тезаурус – словарь с исчерпывающим перечнем генетических альтернатив.
– Был в девятнадцатом веке, сэр Фрэнсис Гальтон, который мечтал улучшить породу людей методом наследственного отбора. Так эта его фантазия Гитлеру очень понравилась, – саркастически откликнулся на его доклад очкарик из первого ряда.
Он замешкался, подбирая слова для ответа. Выручила девушка с Печориным и генными неологизмами.
После лекции он догнал её, представился: Адам.
– Ева, – улыбнулась она.
Он смутился.
– Думаете ли вы, что познав язык генов, можно создать человека как произведение искусства? – снова пришла на помощь она.
– Думаю, – ответил он.
Любовь – гравитация. Чем мощнее сила её притяжения, тем больше хочется забыть о науке, генах, даже о себе. И любоваться, любоваться овалами её тела, разрезом глаз, лёгким взлётом бровей, невинной припухлостью губ.
Он променял бы весь воздух вселенной на её аромат.
Но, самое главное, с первых слов он был покорён свободой её извилин.
«Дураки – узники стереотипов» – говорил отец. И ещё: сторонись их, они заразны.
Дураки или стереотипы заразны, он не уточнил, решил: и те, и другие.
Ева была умна, любознательна и, главное, доброжелательна. В отличие от тех, в ком, судя по вопросам, дремали и вдруг проснулись гены инквизиторов.
– Если гомо сапиенсу привить гены крокодила, который питается раз в три месяца, сможем ли мы решить продовольственную программу?..
– Известно, что скандинавские берсеркеры, перед сражением пили медвежью кровь. Могут ли медвежьи гены наших солдат сделать непобедимыми?..
– Есть версия, что утконос – результат деятельности древних генетиков. Вы уверены, что на ГМО человеке не вырастут рога, копыта и хвост?..
– И наши женщины не будут рожать неведомых зверушек по примеру Пушкинской царицы?! – съязвил очередной генофоб.
– Царицу оболгали, – не вынес неправедных нападок он.
И зря.
– Сказка ложь, да в ней намёк! – обрадовались оппоненты, опорочив генную инженерию, доклад и его разом.
К такому он не был готов.
– Значит, в твоих идеях есть что-то покушающееся на привычную серость, – вывела его из умственной комы Ева.
«Вот и теперь… мои извилины расстроены, а настройщика нет…» – возвращаясь из путешествия в юность, обречённо нырнул в хрустальную глубину бассейна Адам сын Адама…
