– Так на чем же меня застукали? – раздался голос Роджера Дэвиса.
В туфлях на мягкой подошве он беззвучно спрыгнул с причала на палубу и теперь стоял перед друзьями в спортивной фуфайке размера на три больше нужного, отчего казался просто огромным, и в узких стареньких джинсах.
– Привет! – сказал Джонни. – Не слышал, чтобы ты постучал. Я говорил Тому: за что тебя прищучили – не знаю, но явно не за растление.
– Понятно, – сказал Роджер. – Давайте сменим тему.
– Не дави на нас, – осадил его Джонни.
– Я и не думал давить, – сказал Роджер. – Просто вежливо попросил. На этой посудине пьют? – Он взглянул на шхуну, примыкавшую к ним кормой. – А это кто?
– Те, что гудели в «Понсе». Разве не слышал об их подвигах?
– Вот оно как! – сказал Роджер. – И все же выпьем, несмотря на такой плохой пример.
– Эй, бой! – позвал Джонни.
Фред вышел из каюты:
– Да, сэр.
– Выясни, чего желают эти сагибы?
– Что прикажете, господа? – спросил Фред.
– Мне того же, что и мистеру Тому, – сказал Роджер. – Он мой наставник и консультант.
– Много в этом году мальчиков в лагере? – спросил Джонни.
– Всего двое, – ответил Роджер. – Мы с наставником.
– Надо говорить: я и наставник, – привязался Джонни. – Как, черт подери, ты еще умудряешься книжки писать?
– Всегда можно нанять редактора.
– Или получить его даром, – сказал Джонни. – Я тут поговорил с твоим наставником.
– Наставник говорит, что счастлив и всем доволен. И останется здесь надолго.
– Пришел бы, посмотрел, как мы живем, – сказал Том. – Иногда он отпускает меня пропустить рюмку-другую.
– А как с женщинами?
– Никаких женщин.
– Чем же вы, ребята, занимаетесь?
– У меня весь день занят.
– Но ты и раньше здесь бывал? Что делал тогда?
– Купался, ел, пил, работал, читал, разговаривал, читал, рыбачил, опять рыбачил, купался, выпивал, спал…
– И никаких женщин?
– Говорю же – никаких.
– Мне это кажется нездоровым. Вредная какая-то атмосфера. А опиума много курите?
– Что скажешь, Том? – спросил Роджер.
– Только самый лучший сорт, – ответил Томас Хадсон.
– А марихуана хорошая уродилась?
– Как, Том? – опять спросил Роджер.
– Плохой год выдался, – сказал Томас Хадсон. – Дожди все к чертовой матери залили.
– Все выглядит не очень привлекательно. – Джонни выпил. – Хорошо только то, что вы еще пьете. А не увлеклись ли вы, ребята, религией? Не снизошло ли на Тома откровение?
– Как, Том?
– В отношениях с Богом никаких перемен, – сказал Томас Хадсон.
– Значит, отношения теплые?
– Мы люди терпимые, – сказал Томас Хадсон. – Упражняйся в какой хочешь религии. В глубине острова есть бейсбольное поле – упражняйся там, сколько хочешь.
– Я пошлю боженьке отличный пас, если он вовремя добежит до «дома», – сказал Роджер.
– Роджер, – с упреком начал Джонни, – уже темнеет. Разве не видишь, что сгущаются сумерки и приходит тьма? Ты ведь писатель. Нехорошо так легкомысленно говорить о Боге после наступления темноты. Кто знает – вдруг он стоит за твоей спиной с занесенной битой.
– До «дома» он точно добежит, – сказал Роджер. – Я видел Его в деле.
– Конечно, сэр, – съязвил Джонни. – И, получив твой «отличный пас», в ответ вышибет тебе мозги. Я тоже видел Его в деле.
– Верю, что видел, – согласился Роджер. – Мы с Томом тоже видели. Но я все-таки постараюсь.
– Давайте покончим с богословскими спорами, – сказал Джонни. – И что-нибудь поедим.
– Этот старикан, которому ты доверяешь управление своей посудиной, еще не разучился стряпать? – спросил Томас Хадсон.
