Ее мягкие губки прикасаются к его краю, а я завидую этой посуде. Зрачки в красивых карих глазах расширяются от удивления. Лайла делает еще один, совсем маленький глоток. Рубиновая капля остается на ее нижней губке. Я чокнусь сейчас! Как не сорваться и не собрать ее поцелуем?
— Очень вкусно… и так необычно, — она делится впечатлениями. — Сладко и обжигает, — правильно подбирает слова.
— Это то, что я чувствую к тебе, — признаюсь, глядя ей в глаза. — Томительно сладко и вот здесь, — стучу кулаком в центр груди, — обжигает. Что мне с этим делать, малыш?
11. Глава 10
Лайла
В его глазах поселилась ночь. Мои губы все еще жжет от перца, а взгляд никак не может оторваться от мужчины, каких я не встречала в своей жизни. Первым воплощением силы, уверенности в себе для меня стал хозяин этого дома. Я бы хотела иметь такого отца или старшего брата, как Виктор Завьянов. Равиль пробуждает во мне нечто совсем другое. От этого становится страшно. Я не понимаю, правильно ли это. Можно ли мне такое чувствовать к мужчине. Я дезориентирована и совершенно растеряна. Трепыхающееся в груди сердце, похоже на раненую бабочку. Ему больно от смятого крылышка, но второе то еще порхает и рвется на свободу. Мне так остро хочется защиты… именно его, Равиля. Не могу это объяснить. Не понимаю. Его открытость подкупает.
Я ведь думала, что буду ненавидеть всех мужчин. Думала, что никогда больше никого к себе не подпущу. Считала, что теперь мой единственный мужчина — это сын. Почему сейчас я чувствую совсем другое? Разве это правильно?
Его голос иногда приходил ко мне во снах. Особенно когда накрывало таким чувством безысходности, что я вгрызалась зубами в подушку и выла от болезненно сковывающего тело ужаса. Он пел мне те самые старые колыбельные, под которые теперь засыпает мой сын. Весь год я и сама часто засыпала под них, чувствуя, как меня обволакивает необъяснимым теплом.
Я не понимаю, почему мне не страшно смотреть в эти темные глаза. Мужу не могла смотреть, Эльдару… При воспоминании о нем по коже под платьем бегут морозные мурашки. Гоню проклятого шайтана из своей головы. Равилю я могу смотреть в глаза. Возможно, это просто вино. Такое необычное, как и тот, чье признание горит теперь и в моей груди.
Он не лжет, я чувствую.
Подношу к губам дрожащие от волнения пальцы. Смахиваю с них острую каплю вина. Равиль шумно сглатывает, следя за каждым моим движением. Этот взгляд я знаю. Так выглядит мужское желание. Раньше оно всегда было омерзительно липким, грязным. Мне хотелось помыться с жесткой мочалкой, сдирая кожу до крови, лишь бы избавиться от этого ощущения. У Равиля другое желание. Оно полыхает огнем в его карих глазах. Горячее, едва сдерживаемое.
Я впервые вижу, как мужчина не подчиняется инстинкту, а подчиняет его себе. И стихия в его взгляде тоже подчиняется.
Это и есть то, о чем говорила мне Саша? Вот так мужчина ломает себя ради понравившейся женщины?
Мне пока непонятно…
Рука Равиля свободно лежит на столе и пальцы тоже подрагивают. Волнуется? Такого я тоже ни разу не видела. Это ведь уязвимость. Мужчина не может проявлять слабость, тем более с женщиной. Такие эмоции — это слабость?
Я снова возвращаюсь в свое детство. Пытаюсь вспомнить, чтобы папа хоть раз волновался дома, среди своей семьи. Именно вот так, искренне, не скрывая это за агрессией. И не могу. Если у отца что-то случалось, мама прятала нас у соседей. Не знаю, что происходило дома, но это было очень страшно. Когда эмоции накрывали моего мужа, вокруг умирали люди. К этому даже можно привыкнуть, ведь из его дома прятать меня было не у кого.
