Женщина шла босиком. По росе, поле закончилось лесом. Вот уже и чаща непроходимая, а избы так и не встретилось. Навигатор висел, интернет в этом захолустье отсутствовал. Она присела на камень, ей вдруг отчетливо послышался старушечий голос.
– Маша, зачем себя мучаешь?
Она осмотрелась и увидела сухонькую старушку, нечесаные кудели были собраны в стог под линялым платком.
– Я ищу Лесю Дмитриевну, бабушку-ведунью.
– Нашла, подь сюда, – бабка смотрела на нее немигающим взглядом, пронизывая, как рентген, до кишок.
Стошнило, закружилась голова, Маша потеряла сознание.
– Нежные вы какие, – усмехнулась Леся-лесовичка.
Она оттащила девку вглубь зарослей, растерла ее руками и полила ключевой водой.
– Бабушка, сын, сын страдает, наркотики, зависимости, врет… помоги!
– Э, милая, сама виновата, боготворила дитя до самопожертвования, боготво-о-орила… чуешь?
– Что делать? Что?
– А ничего, собой займись. Любви-то в тебе не осталось, лишь страх и сомнения. Влюбись, дочка, мир и поменяется.
Маша надула губы, дурацкий совет за такие муки ее не устраивал. Она поняла, что никто ей не поможет, никто-о-о. Бабка усмехалась, видя тупое, замкнутое изнутри создание.
– Так влезь, дочь, на табуретку, да прыгни в новую жизнь, да перед тем загадай, какую ты ее хочешь. Маша потеплела, хоть что-то дельное бабка сказала, она протянула ей деньги. Старуха залилась смехом, денег она не признавала, зачем они ей?! Мария вдруг оглядела стены сруба и поняла, что тут нет ничего из привычных миру вещей.
– Как мне вас благодарить, я не знаю…
Бабка оглядела девицу с ног до головы и сказала:
– Раньше платками платили. Носила бы я твой платок и чуяла беды, да говорила бы совет.
Маша сняла с себя шифоновый палантинчик и протянула старухе от всего сердца. Деньги оставила на пороге и побрела. Дорога назад была еще непролазнее, видимо, сбившись с курса, она подошла к болоту. Странно, а здесь красиво… мох, такой жирный, упитанный мох. Что она знала о болоте? Рука потянулась к айфону, тот выскользнул и булькнул у ног, мох расступился, оголив бездну. Она окаменела, миг отделял ее от смерти. Паралич отошел не сразу, она села на попу и мягко поползла наверх задом наперед. Ноги отнялись напрочь. Уже там, наверху, она поняла, что шла по единственной тропе меж двух глубин. Закат реял над болотом, символично уверяя ее, что беды в прошлом. Она вдруг дала волю себе разрыдаться, она орала, била землю руками и отрекалась от жизни, такая жизнь была не ее, она была ей невыносима.
– О, милая, ты проснулась? – мужской голос вывел ее из небытия. Она ничего не помнила, абсолютно ничего.
– Заново родилась, девонька, я звал тебя Эльзой все это время, зовут-то как?
Она молчала, умение говорить тоже было для нее новостью.
Густобородый коренастый мужик носил ее на руках, подставляя лучам солнца, он говорил какие-то незнакомые ей слова.
– Ярило…
Дни шли, она даже повеселела и отлично кушала, домашний хлеб с молоком сделал из нее пышную красавицу. Так и жили вдвоем. Посреди ночи ярко светила луна, ей очень хотелось пить, но будить своего спасителя она не решилась. Неведомым доселе порывом она тихо поставила ноги на пол и, держась за стены, медленно продвигалась к ведру с водой. Он проснулся, он тихо наблюдал чудо, о котором молился уже девять месяцев кряду.
