Острый угол - страница 14

На тополь сяду около окошка

И сквозь стекло увижу на полу

Сибирскую, как шар пушистый, кошку,

И печь, и грубу, и кровать в углу…

Увидят птицу и поставят клетку,

И я, желая в доме побывать,

Немедленно свою покину ветку

И в клетку залечу, и стану ждать.

И мальчуган (не я ли?) засмеется,

Внесет меня в родительский мой дом,

И удивится:

«Надо же, не бьется…»

…И на свободу выпустит потом…

И я проснусь. И мне не разобраться:

К чему во сне всё та же боль моя?

Я разучился в жизни улыбаться,

Но помню, как смеялся в детстве я.

«Остались утки на зиму в Неве…»

Остались утки на зиму в Неве.

Ни капли солнца и ни крошки хлеба —

Свинцовое изорванное небо,

Гранит, мосты и пена на волне.

Покинутые слабым вожаком,

Продрогшие, они не понимали,

Что не для них ударит первый гром,

И не для них дожди прольются в мае.

Пугал прохожих необычный вид.

Прохожие качали головами.

И только дядя Костя, инвалид,

Ругал тех уток всякими словами.

Он на протезе двигался с трудом,

И в январе – три первые недели —

Он белый хлеб носил к Неве в портфеле…

А вскоре вся Нева покрылась льдом.

«Нет, нет, ты трижды не права!..»

Нет, нет, ты трижды не права!

Мое спасенье не в везеньи,

Мое спасение в уменьи

Искать и сопрягать слова,

И, не щадя свое перо,

Их новым наделять значеньем…

Когда ж, поставив на ребро,

Почти предчувствуя свеченье,

Я в слове зрю иную стать,

То, губ упрямых нить живую

Зажав как рану ножевую,

Я знаю, что спасен опять.

«Писать стихи нужна не только смелость…»

Писать стихи нужна не только смелость…

Сам посуди – из глубины веков

Земля моя летела и вертелась,

Рифмованная сотней языков.

Поэты рифмовали и историки,

И рифмовали даже те, которые

Средь рифм плутали, как в туманной мгле.

Неужто это нужно ей, земле?

Ей нужно это!

Рви свой ворот узкий,

Ищи в словах иную высоту!

Без рифм Земля, не выдержав нагрузки,

Расколется однажды на лету.

Но столько обо всём уже написано,

Что прочитать – ясна любая истина:

Вот это – зло, а это есть – добро.

Но если так – как подниму перо!

О чем запеть, коль обо всем пропето?

О чем писать, коль всё уже старо?

А не писать – расколется планета.

Но если так – как опущу перо!

«Толпа колышется, как море…»

Толпа колышется, как море.

И, словно под лопатку нож,

В толпе – она.

Такое горе!

Коснись и пальцы обожжешь.

И прикоснусь…

И может статься —

Что в наказание за то

Мои обугленные пальцы

Уже не вылечит никто.

Бытовое

Дождь падает на тротуары,

О подоконники стучит.

Душа притихла как в угаре,

И онемела, и молчит.

И неподвижны и нелепы

Ларьки пивные на углу

Стоят, напоминая склепы,

В толпе, желающей во мглу.

Там синие до глянца лица,

И кажется, что в мире том

Мгновенье не летит, а длится,

И всё – такая заграница,

Что страшно указать перстом.

Они стоят как на приколе.

И слышно даже за стеклом

Как пахнет горьким алкоголем

В дожде осеннем обложном.

И знаю я, что к ночи глубже,

Как только станет вечер слеп,

Они уйдут, оставив души,

Стоящими у входа в склеп.

«Я каждого, любя как брата…»

Я каждого, любя как брата,

Готов обнять рукой своей…

Я не стрелял из автомата

В скрещенье рыженьких бровей.

Я не висел над пустотою,

Меня не обожгла броня.

Война прошла за той чертою,

Где еще не было меня.

Я про нее узнал подростком.

В краю степей и тополей

Она прошла и отголоском

Осталась в памяти моей.

Да, мне досталось мало хлеба,

Я помню горечь лебеды,

Но надо мной сияло небо

Без черных признаков беды.

Алтай! Алтай!.. Какое слово!

Не отрекусь, не отрекусь!

Случится час – умру, но снова,

Воскреснув, я сюда вернусь.

Назад Вперед

Острый угол - страница 14

Похожие книги