Освобождаясь от оков - страница 6
Я поднимаю голову с подушки, мысленно решив, что должна непременно увидеть Витьку и рассказать ему о своём сне. Наташа и Варя застёгивают дорожные сумки, прихорашиваются, постельное бельё с их кроватей уже убрано, и сейчас вместо него красуются голые заляпанные жиром матрасы.
– Мы уезжаем, – поясняет Наташа. У неё голубые глаза, длинные белокурые волосы и красиво очерченные брови. Такой же я видела её в своём сне.
– Куда? – машинально спрашиваю я, даже не подумав о смысле своего вопроса.
– Домой, в Верховск. Мы из одного города, – поясняет Варя.
Только сейчас до меня доходит, как долго я спала и как всегда опоздала на завтрак, теперь получу ещё один нагоняй от тёти Клавы, хотя аппетита у меня совсем нет. За всё время это впервые со мной, знакомлюсь со своими новыми ощущениями. «Теперь в комнате я останусь одна, и никто не помешает мне быть собой», – думаю я, сразу же найдя преимущество своего будущего одиночества. Впрочем, это ненадолго, до прибытия следующего пациента. Но одиночество я люблю, несмотря на то, что Светлана Савельевна считает эту мою склонность проявлением болезни.
Попрощавшись, она уходит, а я молча иду за девушками вплоть до выхода из здания санатория в одном халате, несмотря на начинающиеся холода. Они идут сквозь сад к автобусной остановке, я же останавливаюсь метрах в десяти от здания. К своему удивлению в окне третьего этажа вижу грустное Витькино лицо, он следит за удаляющимися девушками, словно губка, впитывающая последние мгновения. Машу ему рукой снизу, но он не замечает меня. Последние мгновения. Жуткая мысль. Я отгоняю её подальше, корчусь от холода и возвращаюсь обратно в здание. Слышу голос дневной уборщицы:
– Ну что, проводила?
Киваю, иду к лестнице, но вдогонку слышу всё тот же голос:
– Не боишься простудиться-то? На улице уж декабрь.
Отмахиваюсь и иду своей дорогой.
…
…В процедурной хорошо, спокойно, тихо. Мне нравится, когда тихо, и тебе никто не мешает. Здесь проводятся физиопроцедуры, есть ещё кабинет для инъекций, но там я была всего два раза, когда мне кололи «реланиум». Мне нравится спокойная, всегда обходительная медсестра Антонина Михайловна, недавно ей исполнилось сорок лет, накрывали стол, где собирались только одни сотрудники санатория, но Антонина Михайловна звала также отдыхающих. Я не пошла, хотя искренне желала ей всего самого лучшего, что обычно желают в дни рождения. В тот день она угостила меня тортом, когда я пришла вечером на лечение.
Мне даже кажется, что тебе помогают не столько физиопроцедуры, назначаемые врачом, сколько дружелюбное отношение медсестры, её тепло, уют, спокойствие и тишина кабинета. С физиопроцедур я возвращаюсь всегда умиротворённой и редко впадаю в плач. Увы, в мире таких людей значительно меньше, чем агрессивных и корыстных, иначе все псих лечебницы давно бы оставались пустыми. Я никому не высказываю своих мыслей, просто думаю, что не поймут.
Антонина Михайловна, как обычно, приветливо улыбается мне:
– Здравствуй, Вера! Давно я жду тебя. Как сегодня спалось?
– Хорошо.
– Ложись, – она готовит для меня кушетку, обрабатывает её разведённым раствором хлорки, от которого исходит крепкий запах, так положено.
Я охотно подчиняюсь, ощущая, что теперь заботу обо мне возьмут на себя её мягкие тёплые руки. Возможно, такие же руки должны были быть у моей мамы, если бы она не отказалась от меня после родов. И вообще, я люблю всё тёплое и нежное, даже засыпая, я представляю себе махровое полотенце, совершенно новенькое, в которое я укутываюсь, чтобы насладиться своим состоянием.