Накануне Нового года Ниночка сделала сама себе подарок – не простой, а с обязательствами. Купила наконец месячный абонемент в тренажерный зал, решив, что теперь-то уж точно займется собой. Она знала, что не при каких обстоятельствах не отважится по доброй воле оторваться от домашних дел, доставляющих ей удовольствие, и от четырехлетнего сына. Уговоры подруг, убеждения мамы, всегда, надо признаться, готовой повозиться с внуком, не действовали. Мужу она нравилась всегда – стройной, как лань, и слегка округлившаяся после родов (он называл ее с любовью «сдобной булочкой», а она в ответ «сухим коржиком», сравнивая его стройное, поджарое тело с жестким коржиком из школьной столовой), поэтому причин будто бы и не было, но сама Нина знала, что пора… Тяжело стало подниматься на четвертый этаж без лифта, болела спина, носить себя такую было непросто, удовольствия не доставляло. Скоро, в конце января, должна была выйти на работу, обновить гардероб, а услышать от анорексичных продавщиц в магазинах одежды «у нас только до сорок восьмого» не хотелось. Она, признаться, стеснялась заходить в яркие, роскошные, ослепляющие своей рекламой торговые центры главным образом из-за этих ухоженных, прекрасно одетых, искусно подкрашенных «консультантов» – всегда чувствовала себя в их присутствии неполноценной.
Из-за многих лет, проведенных в боли и ожидании, она потеряла интерес к моде, внешнему виду и покупала одежду только по необходимости. Приоритеты были совсем другие. Гормональная терапия, анализы, клиники, врачи, обнадеживающие, но по большей части ставившие вердикт «бесплодна» – все это было в жизни Нины. Долгих восемь лет. Но тогда она работала, и это немного отвлекало, но вечером, когда они оставались с мужем вдвоем, тишина пугала и лишала ее сна. Она поняла, что дошла до точки, когда на седьмом году ожидания, услышав от врача, что опять ничего не получилось, она, не видя под собой ног, не слыша ни пения птиц, ни шума проезжавших автомобилей, оказалась в небольшом скверике перед старым фонтаном.
Несколько молодых мам с детьми сидели на соседних лавочках, расставленных вокруг фонтана, с упоением отдавались разговору, довольные тем, что их дети, малыши приблизительно от трех до пяти лет, сами нашли себе занятие. Мальчик в зеленом комбинезоне размахивал автоматом, трещавшим без остановки, а другой, в яркой курточке и темных джинсах, прятался от него за деревьями и уже зеленеющими клейкой листвой кустиками. Нина любила весну – это ярко-зеленую траву с желтыми одуванчиками, еще не палящее, мягкое солнце и ожидание чего-то нового, удивительного, которое непременно придет, свершится, сбудется!
Но сейчас, измученная ожиданием и разочарованием, она ничего этого не видела и ни во что не верила. Нет, конечно, знала, что зима сменяется весной, а потом и летом, но ее страдающую душу это больше не трогало. Еще раз взглянув на документы, полученные в клинике, она машинально положила их в сумку, схватилась – было за телефон, чтобы позвонить беспокоящемуся мужу, но, подержав его в руках, бросила в сумку тоже. Она измотала его всем этим тоже, и, хотя Нина именно себя чувствовала виноватой в том, что происходит, он часто успокаивал жену, а она сердилась, потому что ей казалось, что он принял это положение вещей, согласился с тем, что детей у них не будет.
– Ну, ничего, будем жить вдвоем, друг для друга… Согласна, Нинусик? Нам и вдвоем очень хорошо, правда?…
