Рассказ третий
Александр, 39 лет, помощник старосты Храма
(Россия, г. Москва)
«Я родился в обычной советской семье в конце семидесятых годов. Мама врач, папа водитель. То есть, крестили, потому что, опять-таки бабушка настояла. Но в доме никогда вопрос ни религии не поднимался, ни вопрос веры не обсуждался. Мы этот вопрос не поднимали. Никто не держал постов, в Храм не ходили. Ставили свечки на Рождество и на Пасху. И, конечно, ходили на Пасху на кладбище. Это был Таджикистан, православное кладбище высоко в горах было. Поднимались помню, потому что нам интересно было ходить с братом смотреть могилы, ставить стакан водки, кусок хлеба, конфеты клали.
И вот, наша вера сводилась как раз к этим таким небольшим эпизодам. Хотя одна из моих бабушек, бабушка Фекла, она была верующим человеком. Она никогда свою веру напоказ не выставляла, просто, когда я был у нее, она была тихой, смиренной, спокойной. Очень была воздержана в пище и в эмоциях.
О вере мы с ней не разговаривали. Когда мы были у нее дома, просто она была строже, чем родители, другая бабушка, тети, и так далее. Это было первое отличие. Второе: она, конечно, была менее разговорчивая. То есть, никогда не пыталась с нами играть, а как-то все было у нее тихо и спокойно.
В более старшем возрасте мое отношение к вере не поменялось. Все было как раньше, только к походам на Рождество и на Пасху в Храм, чтобы поставить три свечки, добавилось еще купание в Крещенскую ночь. То есть, это все, что изменилось. Потому что я не знал, зачем Церковь, зачем Храмы, зачем священники. Зачем люди ходят и «убивают время». Зачем золотые купола, чаши, облачения, все эти кресты. И непонятно, когда Бог внутри, то есть, все, когда человека покрестили, значит все, он имеет какое-то общение, какое-то свое понимание. И мне казалось, что так и должно быть.
А все остальное – это какие-то такие институты, непонятно созданные, и пережитки старого. То есть, это для того, чтобы бабушки в платочках ходили, ну и собирались люди, которые там с какими-то трагедиями, там больные, без определенного места жительства. То есть, тем, кому тяжело, могли прийти куда-то, излить свою душу и получить какую-то помощь. То есть, мне всегда казалось, что это, конечно, глупо.
Что ему помогло перешагнуть через этот барьер. Я профессиональный пиарщик и маркетолог. И было интересно, что в конце двухтысячных годов и в начале десятых культивировалось, как бы, негативное отношение к РПЦ. По ряду причин. Мне казалось, почему профессиональные пиарщики не могут заняться этим и как-то улучшить имидж Церкви? Ведь это же все-таки какое-то сосредоточение святости. Это учитывая, что я вообще не понимал, что там происходит, и как это происходит.
Мне всегда было странно, потому что все, что я слышал о Церкви, это был полностью негатив, связанный либо с Патриархом, либо со священниками, либо с остальными институтами, либо с Храмами. То есть, всегда это было такое, все очень нехорошее.
