От Лубянки до Кремля - страница 75

Если еще говорить о «гласности», то нельзя забыть курьез со снятым нашей видеогруппой фильмом «Служба охраны КГБ СССР», который успешно прошел по второму каналу Центрального телевидения. Текст читал я. Ждем выхода фильма, вдруг телефонный звонок с телевидения. С ужасом слышу, что «текст фильма прочитан безграмотно, надо перечитывать». Удар ниже пояса. Я всегда считал, что у меня, сына преподавателя русского языка и литературы, речь достаточно грамотна. Но оказывается, что я в тексте употребил профессионализм. Слово «обеспечение» произнес с ударением на третьем «е», как это говорили у нас в охране, а по правилам надо делать ударение на втором «е». Спорить не стали, хотя есть же устоявшиеся веками морские профессиональные термины – компас, рапорт и т. п., с «неправильным» ударением. За короткое время пребывания в Ленинградском Нахимовском училище я почти успел привыкнуть называть табуретку «банкой».

Текст я перечитал, но с тех пор режет слух, когда при мне делают ударение на третьем «е».

Время и обстановка рождали весьма неприятные обязанности. ЮС почему-то решил, что у меня хорошо получается «умиротворение» толпы, и я стал непременным участником нелицеприятных бесед с приехавшими искать правды в Москву и в Кремль беженцами из разных регионов СССР, шахтерами, матерями погибших воинов и просто толпами демагогов и шизофреников.

Со временем выработалась методика работы с агрессивной толпой. Главное, безошибочно выявить лидеров-провокаторов, вступить с ними в контакт, а затем заставить их представиться (т. е. лишить анонимности), после чего их боевой пыл, как правило, улетучивался. А когда острота негативных эмоций стихает, в процессе завязавшегося разговора уже можно было предложить конструктивные варианты решения их вопроса. Интересно, что наиболее эффективный способ переориентации толпы от агрессии к позитивному диалогу, – предложить ее участникам: «Давайте посчитаем, давайте сравним…» и т. п.

Но, к сожалению, не всегда удавалось находить общий язык. Иногда после подобных «бесед» жене приходилось пришивать воротники к рубашкам, а мне выковыривать из грудной клетки заколки для галстука.

Но горжусь тем, что силу для «умиротворения» мы практически не применяли.

Дезориентированные «перестройкой» партийные и советские органы практически устранились от решения проблем, переваливая их на плечи охраны. Только через первых лиц – М.С. Горбачева и Н.И. Рыжкова можно было заставить депутатов и чиновников выйти на разговор с людьми.

И царские, и советские, и российские – они всегда были далеки от проблем народа.

Ну и несколько слов о союзном депутатском корпусе. Большая часть депутатов очень серьезно относилась к своим обязанностям. Я до сих пор восхищаюсь, например, огромным тактом и мудростью Е.М. Примакова и В.Г. Распутина во время многочасовых очень эмоциональных бесед с матерями погибших воинов.

Правда, чтобы заставить их выйти на этот разговор, мне пришлось обратиться лично к Горбачеву.

На одном из Съездов народных депутатов СССР, до хрипоты навоевавшись с толпой у Спасской башни, я в КДС у входа в Штаб встретил ЮС. Начал, возбужденно жестикулируя, доказывать, что не дело охраны заниматься политико-воспитательной работой в массах, на это есть депутаты, партийные и советские работники и т. п.

Увидев проходившего мимо Горбачева, Плеханов, кивнув в его сторону, заявил: «Что ты меня убеждаешь? Пойди вон ему это и скажи!». Видимо, он не ожидал, но я подошел и сказал.