Если посчитать каждый метр ручья в отдельности, то их наберется 300 до Красноярки от точки песнопения. Процесс передвижения занял минимум передвижения и замечательно мало сил. Река лилась с легкой мутнинкой чистоты. Бурлило умеренно, но достаточно, чтобы не думать о противоположном береге еще много километров. Вся дорога ляжет по левому берегу, который пока предпочитал иметь дело с одним из самых древних растений планеты – хвощом. Этот мелкой подлец был неприятен на ощупь, потому что сильно шероховатый. Он прекрасен в качестве мочалко-губки для мытья посуды. Только сей факт пока не радовал труженика тайги, хвощ цеплялся за пятки сапог и заставлял их поднимать повыше.
Вскоре показался еще один ручей, только со значительно более мутной водой и поляной у его устья. И сразу начинался не самый крутой в мире косогор.
«За плечами уже четыре часа и километры глупых блужданий по бестолковой таежной дороге, а не пора ли нам завершить на сем первый день вторжения в тайгу?» – как-то самой собой сформировалось движение за ночевку. Времени было смешно чуть за три часа, светового дня впереди шесть, почти шесть часов. И все же не лежало идти куда-то, где тела механизм еще не наладился на тяжелую, походную работу и ни на какие компромиссы он не соглашался. Только здесь, только сейчас и только ночевка.
Скептически глянул он на иву с ольхой, под сенью которых придется ставить палатку. Защиты от холода ночи не предвидится. Листья не распушились, боязливо теснясь в почках. Искать надежные елки с пихтами, не было желания. Вся то надежда зиждилась на новом спальнике и палатке. Пуховый спальник пленял своим весом и внушительными цифрами комфортабельного сна, на минималках до -11. Несколько раньше, в конце апреля, он уже выходил в поле для проверки возможностей спальника. Холод был колючим, бутылка в предбаннике палатки замерзла почти полностью. Спальник хранил тепло для тела, хоть и отказывался полноценно греть ноги, в чем была вина и походника; он не утеплил их ничем, кроме обычных носков, и лишь в конце ночи намотал на них какое-то тряпье. Все же холодные ноги не сказались на качестве сна и спальником можно было быть довольным. Учитывая опыт прошлых стылых ночей, были заготовлены солидные теплые носки, в помощь которым были отряжены и сапожные зимние вкладыши. Ноги тем не менее остались несколько стылыми. Ночи выдавались холодней обычного, да и сырость весны сказывалась. Казалось бы осенью сравнимые температуры, но влажность весны умудрялась заползать туда, куда осень и не думала. От этого возникало чувство неудовлетворительного согревания. Зябкость бродила под спальником, не давая окунуться в океан теплого комфорта, чтобы уже отлететь к Морфею так, чтобы не просыпаться среди ночи от сырости неприятия. И в будущем эта проблема ждала своего решения и оно еще придет.
Еще далеко не началась, ведь нужно было пообедать, после чего наступило странное расслабление, которое настигает только вне цивилизации. Оно заставляет дергаться в легких, периодических судорогах тело и ощущать то ли сон, то ли явь в легком околонаркоманском облаке. Организм здорово настрадался в клещах рабовладельческого строя цивилизации и выходил на прежний уровень изящной гибкости, силы и целеустремленности. Это требовало времени, благодаря чему скорость продвижения оказывалась в загоне.
