«Я клянусь, что мой ребёнок никогда не увидит меня пьяным, он не узнает о моём тёмном прошлом, оно никак на нём не отразится. Это чудо, что Нина решила рожать, несмотря на то, что я… Она сомневалась, у нас доходило до… Нина верит, что ребёнок всё поменяет. Я не обману её. Дурак, дурак, какой же! – тут дальше опять аж до дыры перечёркнуто, добавил Игорь. – Я понял главное, что семья – это самое главное. Семья – это школа. Там надо учиться, жертвовать, прощать, идти навстречу. Учёба любви, а любви учиться надо. В учёбе бывают ошибки, в школе бывают двоечники. Пока я не отчислен, всё должен наверстать… Ради тебя, сынок».
***
Мы долго молчали.
– В первые три дня после похорон отца я пил, – признался Игорь. – А потом словно какая сила, что ли… Проснулся ночью, всего трясёт, а ничего не осталось. Надо выпить хоть что-то, аж гложет, вот как! Как батя пишет – чуть ли не черти вокруг стоят и требуют! Ничего нет. Пошёл в комнату отца, у него же был где-то спирт для протирок. Стал искать, всё перевернул, а потом эта тетрадка, в шкафу, лежала знаешь где? Под Библией! Я даже не знал, что отец читал Библию! А он, выходит, свою давнюю клятву спрятал, под ней хранил!
После долгой тишины он добавил:
– Я вот что, решил, Лёха. Теперь я понимаю, что мне нельзя, что я – тоже… эта штука же наследственная. И я пришёл к тебе так поздно, потому что не могу, слышишь! Мне очень нужно поклясться, будь свидетелем!.. И если нарушу, то тогда называй меня «плесень алкогольная» и руку мне никогда не подавай. Слышишь?! Слы…
Я обнял его и постарался успокоить.
Игорь остался у меня – он было собрался уходить, но я не допустил, чтобы он пошёл в таком состоянии, один, хотя идти всего две минуты. Друг прилёг на диване, поджав ноги, и уснул быстро, причмокивая, словно ребёнок.
– В позе эмбриона! – сказал я себе, удивившись, как быстро и легко он уснул. Сколько Игорь мучился, что перенёс в душе.... Но по тому, как он что-то шептал во сне, слегка улыбаясь, я понял – нет, всё же что-то огромное, злое и тёмное наконец оставило его, и ушло навсегда.
Я сел за письменный стол, и понял, что вот теперь, именно теперь мне есть что написать на первой странице моей «Вечерней книги». Но вместо этого чуть приглушил лампу, и тяжёлая голова опустилась на столешницу.
Через миг я уже видел, словно в блёклом тумане, двух пацанов у крутого подъёма. Один облокотился на руль и дёргал блестящий хромированный звоночек, а другой, приложив к глазам ладонь, смотрел вдаль. Поднимая пыль, ехал к ним на фоне летнего закатного неба отстающий Иван Егорович, а крепко перетянутая сочная берёзовая зелень в прицепчике подрыгивала на ухабах…
Летний вечер хорош тем, что долго не заканчивается. Особенно это заметно в воскресенье, когда после забот остаётся время, чтобы перевести дух и просто посмотреть в окно. Что я и сделал, но, как только опёрся о подоконник, тут же отпрянул. Вспомнил о важном деле!
Я выписал из телефона номер отца Александра – моего хорошего друга. Он младше меня на три года, тоже вырос в нашем дворе, мы с ним играли в футбол. Затем Саша поступил на исторический факультет, недолго работал учителем истории. Познакомился с девушкой, женился. Она была верующей, а Саша, я точно знал, о смысле жизни почти не задумывался. Но всё переменилось, и мой друг не только стал ходить с женой в церковь, но вскоре поступил в семинарию. Одного жалко: встречаться мы стали реже. Они первое время жила здесь, но потом продали квартиру, купили дом в пригороде, завели хозяйство. Теперь отец Александр – молодой сельский батюшка, пасечник, да к тому же ещё – отец трёх дочерей.
