От сессии до сессии… или Из жизни советских студентов - страница 8

Когда Валерьян Савельич предложил нам работать настоящими врачами за настоящую зарплату, мы были счастливы, а скрип наших мозгов, переводящих гипотетические денежные знаки в бутылколитры, был, наверное, слышен даже за дверью и окончательно оглушал и без того страдавшую тугоухостью пожилую секретаршу

– Можно? – с громким стуком дверь распахнулась, и в кабинет бочком протиснулась необъятных размеров тётка в белом накрахмаленном халате и высоком колпаке. В руках она держала поднос.

– Заходи, заходи, тётя Нюра! Ставь сюда, – распорядился главный врач, показав на свободное от бумаг место на столе. – Спасибо, иди с Богом.

На подносе в сковородке дымилась жаренная с лучком картошка с хрустящей корочкой, посыпанная свежей зеленью. Рядом на тарелке лежали тонко нарезанные ломтики сала с прожилками мяса. В кастрюлю с половником внутри была налита какая-то густая белая масса. Савельич взял половник и принялся бодро разливать по алюминиевым кружкам тягучую жидкость. Увидев недоумение в наших глазах, он усмехнулся и сказал:

– Не бойтесь, это простокваша. Домашняя, деревенская. Вы такой не пробовали.

Действительно, ничего вкуснее той картошки с салом и простоквашей я ни до, ни после не ел. К концу практики, правда, местная пища нам порядком надоела, поскольку особых разносолов здесь не было. Но потом, уже вернувшись в Москву, мы ещё не один год вспоминали замечательный запах и вкус фирменной гореловской жареной картошки от тёти Нюры!

Мы съели всё до последней крошки и были почти счастливы. Тётя Нюра, засыпанная нашими похвалами (она, наверное, столько комплиментов не слышала за всю свою долгую жизнь!), покраснела от удовольствия и удалилась с пустым подносом, а Валерьян Савельич велел секретарше позвать какого-то Александра Николаевича.

– Сейчас он придёт, – пояснил главный врач, – покажет вам больницу, расскажет, что здесь и как. Чего будет непонятно – спрашивайте у меня. Потом можете отдыхать, обустраиваться. Александр вас проводит в дом, где жить будете.

Раздался стук, в кабинет вошёл коренастый молодой человек чуть постарше нас и вопросительно посмотрел на Валерьяна Савельича.

– Саша, это врачи-практиканты из Москвы. К нам пожаловали на два месяца. Покажешь им всё, расскажешь, а потом отведёшь в бывший председательский дом – пусть там живут. Не забудь постельное бельё для них получить. Ну, всё, свободны, – обращаясь уже к нам, добавил главный. – Завтра к 9:00 сюда на пятиминутку.

Мы поблагодарили и вышли за дверь вслед за нашим проводником.

– Хвостов Александр Николаевич. Можно просто Саня, – сообщил он, выйдя из кабинета шефа.

Мы представились.

– Можно на «ты»? – спросил я.

– Конечно, можно, – ответил Саня. – Я здесь второй год по распределению. Акушер-гинеколог. По совместительству – анестезиолог.

– Это как? – с удивлением поинтересовался Борода.

– Да вы здесь много разных чудес увидите! Настоящая земская больница! Вы погодите, ещё сами в чём-нибудь интересном поучаствуете.

– Слушай, Сань, а главврач кто по специальности?

– Он хирург.

И, немного помявшись, добавил:

– Весьма своеобразный.

– А жена его?

– Манька-то? Да какой она врач?! Она бывшая санитарка, за Савельича замуж через партком вышла.

И Саня нам поведал историю про санитарку Машу.

В СССР путь к кормушке проходил через партию. Тот, кто не IS входил в стройные ряды КПСС, практически был лишён возможности занимать сколько-нибудь ответственные должности, а также всегда оставался на вторых ролях при получении квартир, бытовой техники и иных материальных благ. Но была и оборотная сторона. Каждый партиец был обречён плыть в узком русле норм и правил коммунистической морали, поскольку исключённый из КПСС автоматически становился изгоем и превращался в ещё более ничтожную личность, чем беспартийный.