От шрама до шарма. Стихи - страница 3



И насколько жесток хохочущий,
если смех – его ремесло?

Ампутация памяти

Бессонница понятна, но к лицу ли,
когда любовь в ладонях догорит,
а память, на пуантах ночь танцуя,
не различит, где именно болит…
И вот рассвет – сплошное удивленье,
что разгораться нечему давно,
а всё-таки живое и болеет,
как будто в том и есть реальность снов.
Причуды пограничного сознанья
на ленточки весь танец расплетут
фалангами обугленных прощаний,
используя безумие как жгут.

Ещё дышу

Три года прошло, понимаешь?
Три года, – укравших во мне
всё лучшее… Мне бы вчерашней
себя хоть глоточек!
Но нет
ни капли от прежней дурёхи.
Кормила голодную вошь.
Ты хочешь сравнить наши вдохи:
кто больше
на вошь ту
похож?
Иначе зачем ты вернулся,
когда ничего не вернуть!
Ты помнишь, какого я вкуса
была?!..
Вся – кормящая грудь!

По кругу неизбывности

Когда я вновь вернусь на землю,
не делай вид, что не узнал.
В моём насквозь прозрачном теле —
лишь ощутимее скандал
всех одиночеств мирозданья,
где мир – песочница. Но мы
за эту пыль и жизнь отдали,
хотя и жизнь была взаймы.
Я долго буду бестелесной…
Проценты вырастут, и мне
придётся заново воскреснуть:
вернуть долги – песком втройне.
Вот так по кругу усложняя
заём у займа, как рабы
своих рабов, – мы дни за днями
жизнь распыляем —
долг избыть.

Если можно

Если можно идти вперёд,
то с тобой. Потихоньку. Или
как получится. Лишь бы год
одолеть. А потом бы жили
без отчётов для сводки лет:
на свободном векторе счастья —
где нельзя ничем заболеть,
кроме вечной любви и страсти.

Голышом

Зрачки растворяются в небе
и цвет примеряют другой.
Скажи мне, любимый, где не был
ещё ты —
я буду с тобой
другою.
Небесною. Дрянью.
В примерочной  т е л о  любить.
А вещи оставим за гранью,
где серое шьют
воробьи.

Текущие в Исток

Люби, как будто никогда
других и не любил.
Пусть одинокая вода
простит уставший Нил.
Пусть все потерянные дни
найдут, кто их терял.
Не ради мести. Сохраним
местам последний ряд.
Там мы и встретимся навек —
целуясь мимо рта.
Там совпадут все русла рек,
единым устьем став.

Не существуя в сущем

Что-то теряется в каждой находке.
Что-то находится в каждой потере.
Мир из таких алогичностей соткан,
что удивляешься честным и верным.
Кто эти – честные? Где эта вера,
чтобы раскола в себе не искала?
Каждый последний рождается в первом,
если признался в успехе провала.
Все пьедесталы уходят под землю.
Слабость завидует собственной силе.
Если с тобой мы друг друга раздели,
значит, не зря и одетых любили.

Не кирпичи

Разговаривать непривычно.
Стены молча живут со мной.
Я вытаскиваю кирпичик.
И качаю в руках. Больной,
неуютный и очень странный.
Даже страшный. Но мне родной.
И душевный брикет обмана
пеленаю. Я вся давно
каждой стенке – и вор, и мама.
Им пришлось мой язык учить,
чтобы голосом прижиматься:
«Не бросай нас!
Ломай.
Лечи».

Удиви меня ничем

(Из написанных раньше)

Уже случалось столько разного,
что удивляться стало нечему.
Ты развлекал меня рассказами —
и развлекался между встречами.
Уж лучше б ты свои рассказики
писал для новых дур и дурочек.
А старым – хватит…
Море в тазике.
И путешествия по стульчикам.
Зато без всяких воздыхателей,
кому и воздух – много щедрости.
Дышали б мимо —
и не гадили.
Я б удивлялась
н е и з в е с т н о с т и…

Обмануть любовь

Обмануть карантин мудрёный?
Выреза’ть голубей из масок
и рассматривать удалённо
недовылеты стай экстазных?!
Что ни делай, а мы всё дальше.
Мир не пахнет тобой, как прежде.
Безопасность – синоним фальши
в горле вырезанной надежды.

Родные?