Читать онлайн Наталья Метелица - От шрама до шарма. Стихи



© Наталья Метелица, 2021


ISBN 978-5-0051-2779-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Останется моё

(Из написанных раньше)

Уйдут чужие. Вещи. Строки. Люди.
Дела, не завершённые в словах.
Слова, что никогда не знали сути,
Достойной молча говорить в делах.
Останется моё. Мои. И только.
Растушевать себя под всякий вкус —
Такая лизоблюдственная ролька,
Что я себя, чужой себе, боюсь.

Разворованное

Вечер никак не привыкнет
к миру, где некого ждать.
Мокнет с дождём у калитки,
так и не встретив дождя.
Если отнимут и фантик,
незачем – чай и кровать.
Пол разворочать – и хватит
душу для всех расстилать.

Хватит!

Никто не нужен, если молча
никто не хочет понимать.
Внутри меня разлит сыночек.
Внутри меня разбита мать.
И хватит! Вам ли это горе
нести со мною до конца?
Я вся – пустые коридоры
и лужа, стёкшая с лица…

Картинка

Картинка улыбается —
а сердце матерится.
Знакомая история
поломанных людей…
Конечно, я старалась бы
стать рифмою для птицы.
Но совесть не позволит мне
примазываться к ней…

Продано ли, куплено

Рассказана старая сказка.
Забыто, зачем и кому.
И голос по горлу размазан
в отместку больному уму.
У правды закончился порох.
У лжи – монолог на износ.
И с теми, кто искренне дорог,
расстаться дороже пришлось…

Сам в себе

Где встреч непрожитых не счесть,
в стране затравленных фантазий,
где не был понятым ни разу
язык обыденных чудес,
там я для вешалок скелетных
искала кожу хоть на день —
изгоя в клоуна одеть,
оставив главное раздетым;
чтоб сам себе и плач, и смех,
союз наития и вздора,
где невозможно фантазёра
сгноить в общественной тюрьме…

Смешное сердце

Уже не считаю минуты.
Они не способны стучать.
А сердце, надеясь на утро,
забыло про вечер опять
и верит в случайное чудо,
в которое верить смешно.
Но ради последней минуты
и смеху быть смыслом дано.

Ничего не знаю

В чёрно-белой радуге расцветая,

не поверишь больше цветной заре…

Если всё вполсилы и не взаправду,
может, ложь честнее, когда вовсю?
Я не знаю красок, которым рада
не меняя линзы своих «сю-сю».
Ничего не знаю! Некроз понятий,
по которым раньше училась жить,
а теперь вселенная – в съёмной хате
по соседству с з'амком,
где спят бомжи.

Слова из пластика – как мусор на века

Какой ерундой занимаются люди…
И лучше б не быть человеком совсем,
чем каждой записанной в столбик причуде
присваивать имя чудесных поэм.

Такое щедрое Небо

Когда я не стремлюсь его потрогать,
оно само спускается ко мне.
Я соглашаюсь взять совсем немного,
а получаю столько, что больней
не может быть ни встречи, ни прощанья.
Нежданное, ненужное – и так
правдиво убедившее в обмане,
что передоз и есть
моя мечта.

ты не Ты?

Во мне утихла жажда говорить.
В словах гниют задушенные птицы.
И если отыскать живых внутри,
то им молчать дороже, чем напиться.
А ты всё ищешь звонкую меня
в жестянке человеческой консервы,
как будто и вина в том не Твоя,
что Бог аккомпанировал
лишь стервам…

Закрыто

Мир – это больше, чем ладошка.
Но всё-таки ладонь теплей.
Мы прикасались понарошку,
загадив буквами дисплей.
Играться в чувства – мало толку.
Не греет взвешенная страсть.
Прощай. Мне стало одиноко
в словах, где каждый языкаст,
но так беспомощен руками
обнять любимых и спасти.
И я, от ласки отвыкая,
держу и душу взаперти.

Пережить

Силы закончились.
Надо спокойно
смерть переждать —
и начаться опять.
Каждый убитый —
когда-то влюблённый.
Но и убийцам —
судьба умирать…

Двойник без меня

Тот человек сошёл с пути.
Отмельтешил, оттараторил.
Ему обрыдло бред нести,
пока я в нём меняла роли,
в которых было бы легко
признать своё же отраженье.
Но от помад до каблуков
мы с ним рассорились. Осенний
изжит спектакль метаморфоз.
Охапка мыслей – мёртвый хаос.
Не потому что отжилось,
а потому что не рождалось.

Об искусстве расставаний

Расставание – мерзкая штука.
Но и мерзость полезна порой.
Сочиняешь метафору стука
и приводишь мечту на порог
силой мысли, её тренируя
и не тратя на ссоры, где мы
искажаемся так, что для друга
в горе слепы и глухонемы.
Расстояние лечит от спеси.
Расстояние учит ценить.
И разлуки для нас интересней
тем, что плачут стихами они…

Презент брезентом

В тебе – и дом мой, и семья.
Всё, что с тобой я потеряла,
когда под детским одеялом
играли взрослых мы, – хотя
вместилось мало. Где не надо
торчали веские места,
а ласка в ветхих лоскутах
считала долг арендной платы.
Из тех счетов не вышел толк.
Дворцов в загашниках общаги
не раздавали, – на прощанье
даря прописку
в шапито

Неувязочка

Увязла я. В чужой тарелке с мясом.
Забыла свой привычный рацион,
в котором было дёшево – но ясно
без ресторанных душ «а-ля влюблён».
Никто не заставляет есть чужое.
Тем более намордники в чест'и.
Всего и дел-то – отделить смешное
от блюда, где шеф-повар пошутил.

Прачка

Не дотронулся —
а испачкана.
Это пачкаю я сама.
Чтоб себе же —
усердной прачкою.
И вручную.
Сходя с ума
от количества
кожи содранной.
Будто взвешиваю твою
н е л ю б о в ь.
И таскаю вёдрами
постирушки
своих «люблю».

Ищу хирурга

Я давно не верю диалогам.
Значит, и не нужен монолог.
Так ведь будет честно? – но жестоко
к собственным уродствам. Видит Бог,
я старалась стать тебе подругой
и себе – хотя бы медсестрой.
А теперь мне мало ультразвука.
Надо резать. Буду ли живой,
если не насиловать другого
и в свою Туманность не вселять
тех, кто не туман любил, а слово
острое – точнее вырезать…

Одно на двоих

Разъехались… Но разве мы
от этого с тобой свободней?
С приходом ветреной зимы
и ветер бьёт себе поклоны,
чтоб успокоиться на миг,
устав от бешеной свободы,
и между Богом и людьми
он ищет тихую работу.
Вот так и мы – как два крыла,
что налетались в одиночку,
вдруг пожелаем, чтоб скала
дала в одной разбиться точке.

Универсальный язык

Перевод излишен, когда без слов.
Но приходит время, когда и молча
переводчик нужен для двух голов,
что забиты утром – в ворота ночи.
Непонятно, кто и зачем хитрит,
не сказав ни слова о расставанье,
и откуда новый игрок внутри,
если вся игра – на пустом диване.
Головная боль переводит: «Жив!»
А другое знать – лишь больнее делать.
У моих стихов столько нежной лжи,
что нежнее может быть
только тело…

Недосып

Мы с тобой умудряемся вновь

изуродовать встречу – до встречи.

А моих зарифмованных снов

от рождения ритм покалечен.

Наконец удаётся уснуть.
Ненадолго. Зато откровенней.
Память вспомнила губы, и грудь,
и влюблённые в ласку колени.
Но в моей откровенности нет
ничего настоящего, если
в одиночку шептать простыне
всё, что делать приятнее вместе…

Чужое

Всё в убыток, когда некстати.
Небо сыплет вчерашний дождик —
а  с е г о д н я  промокли ноги,
а под маской – сопливый мат.
Приурочено к чьей-то дате.
Не моей. Но с меня дороже
почему-то берут за сроки
из чужих расписаний трат.
Будто я и за тех в ответе,
для кого и ремонт не нужен,
у кого снегопад неделю,
а без масок – свежее нос.
Не просила я дождь и ветер
приводить мне зимою лужи.
Но, видать, на моей постели
слаще спится чужому SOS…

Игра в свои ворота

Я не могу обратно отыграть.
Да и вперёд – игра в свои ворота.
И так уже измучена кровать,
что сутками на ней измучен кто-то,
когда те сутки сжаты до секунд,
но давят, будто вечность стала телом,
способным на один словесный блуд —
и не пригодным для простого дела.
……
А нужно ли отыгрывать назад?..
когда ухабы – суть сам'ой дороги,
и если ей равнину навязать,
то нужно заменить и путь,
и ноги…

Пустой звук

Это не шутка, любимый.
Это – смеяться дороже,
а объяснять неуместно
там, где спокойней
не знать.
Будем считать, что интима
в нашем молчании больше, —
если за каждое «вместе»
я отвечала
одна.

В измерении замёрзших

Вот так и происходит:
вчерашние родные
становятся помехой
для будущих родных.
Менять любимых – в моде.
Зимой и ветры ныли
по новым меркам меха —
отрезать полспины.
Моей спине небольно:
она мехов не знала —
и ей от той измены
не холодно ничуть.
Ей хватит позы вольной
и без материала —
замёрзшим манекеном
стыдить витрину чувств.

От мёртвой пользы больше?

Я так тебе понравиться хотела,
что перестала нравиться себе.
Патлатость обезглавленного тела
свалялась под ногами и толпе
мешала в колтунах передвигаться.
Но ты меня за это и любил —
пока я в череде реинкарнаций
не выпала из родов. Свежих сил
для чуткой обезглавленности чуда
во мне не находилось. Ты скучал
от всяких «показалось» и «как будто»,
когда людей  р е а л ь н ы х  убивал…

Заместительное

Ты просто влюбился в другую
и думаешь, что навсегда?
А я не смеюсь, не тоскую.
Привычное дело – страдать.
Бельмо дорогих заблуждений,
хрусталики в самообман —
и вот полудохлые тени
сойдут за мистичную хмарь
поэтов, поэтиков или
любого, кто грезить готов;
как будто лишь хмарь и любили
в чадящем интиме стихов.
А трезвый и зрячий – надолго
желание пороху даст?!
Привычка – добра и жестока.
То слепнешь, то слишком глазаст.

Сок как вода

Да иди ты куда подальше.
Непонятно, зачем и звал,
если в каждой второй «наташе»
имя первой любви искал,
от себя убегая в строки,
о которых и сам жалел.
Повезло же: на свете много
непрочитанных душ и тел.
Разженились с тобой – и славно.
Из берёзы не вырос дуб.
Если в равенстве есть неравный,
нет и смысла в одном ряду.

Год

Год сошёл бы за десять… Так много стряслось.
А по сути – совсем не случилось.
Забиваю в сирень обезглавленный гвоздь.
И табличка – где трупики-числа
мимо дат и свиданий рождали цветы.
Аппликации траурных масок
умирали в толпе, где был мёртвым и ты,
не доехав к любимой ни разу.

Цена урожая

Вырезая глазк'и из картошки,
вырезала тебя из груди —
и сажала в другую. Дороже
выйдет полю изменой платить.
Но лишь так и спасти нас обоих:
расставания анабиоз
переждать спящей раной в бессонных —
и проснуться, когда не ждалось.
Станет только загадочней встреча,
если выболеть до забытья
и в картине взаимных увечий
удивляться мазкам острия.

Половина – у тебя

Ночь придёт наполовину.
Половина – у тебя.
Я привыкла, что мужчина —
лишь бессонница моя.
Привыкать пришлось три года,
час деля напополам.
Ты поспи… Ведь для чего-то
я полжизни не спала.

Гипоксия на паузе

(Простая размышлялка)

Когда отпустишь – и дышать полегче.
Сам воздух не зависит от того,
кто мог вчера спасти иль покалечить,
желая развлеченья одного.
Хотя бывает случай безнадёжней:
когда они вдвоём не разберут,
чего хотят, – и рядом с голой кожей
стихи друг другу по «ватсапу» шлют.
Со временем стихи надоедают.
Из кожи вытекает кислород.
И вечности беременная стая
выхаркивает Бога через рот.
……… …………
Зачем же мы трепались о прекрасном,
насилуя любимых в позе рифм,
а после, как блудливую заразу,
из списка развлечений удалив?
Не знаю я, мертва или свободна,
царапая на вдохе новый смысл,
но я хотя б не вру себе, что кто-то
готов спасать наскучившую жизнь…

До завтра

Иди, – но медленно. Дай опознать
последний шаг вчерашнего мужчины,
в себе соединившего все спины,
которыми с тобой разлучена.
Не говори, куда ты и зачем.
Шагами объясняйся напоследок.
Во мне и танец – безразмерный слепок
«дозавтрашней» разлуки насовсем…

Ты ли – свой сам себе?

Ты ли строчек своих хозяин?
Ты ли власти своей слуга?
Ты ли Тот, о Котором знаем
понаслышке – стихи слагать,
не приблизившись к ним, но веря,
что мы – избранные (Тобой?).
Ты ли Словом своим измерен,
если звал т и ш и н у судьбой?

Зачем мы…

Зачем мы ссоримся, когда
у нас одна судьба, и с нею
нет смысла спорить. Сирота
в обнимку с сиротой – роднее
семьи, что создана уже
с другим, другой… и как бы в целом
всё к лучшему. «Жена, зашей».
«Жена, погладь». И гладит. Телом…
Но есть и наш с тобою дом.
Вне тел для тела. Не заметят
его  д р у г и е!.. Мы вдвоём
за всех придуманных в ответе.

Не пытайся меня понимать

Не пытайся меня понимать.
У любви
нет логических связей.
Я тебе и невеста —
и мать.
Я с тобой навсегда —