Здесь, в Закхайме достаточно высокие налоги, – заметил профессор. – Но, как я уже говорил, Альбертина от них освобождена. Поэтому, хвала Господу, и плата здесь божеская. Вообще-то, в народе как говорят… «Альтштадту – власть, Кнайпхофу – богатство, Лебенихте – земля», а «Закхайму – бедокуры»… Эта слобода на самом деле известна своими пьяницами и хулиганами, но зато рождаемость здесь самая высокая во всем Кёнигсберге… К твоему сведению, Закхайм в основном заселяют литовцы, как приезжие, так и оседлые. Именно они очень любят пошуметь… Кёнигсберг, Петер, – город многих национальностей, здесь создался особый этнос. Хоть и изъясняемся все мы на немецком языке, но являемся ли немцами – это ещё вопрос. Здесь намешаны традиции нескольких европейских народов…
Наконец, мы подошли к довольно большому дому с высоким крыльцом, над которым порхали миловидные ангелы, с большим искусством вылепленные из гипса. Профессор позвонил в висящий возле двери медный колокольчик.
– Вот твой дом, Петер.
Глава 4. Размышления о теле и духе
Продолжая своё повествование, я вновь перешагиваю на некоторое время вперёд. Я не помню, чтобы годы 1706, 1707 и 1708 оставили какой-нибудь заметный след в истории Восточной Пруссии, хотя вся Европа вновь задыхалась в пожарищах войны. Оружие гремело во Франции и Нидерландах, шведский король Кард XII вошёл в Польшу, затем двинулся на Великое княжество Литовское. Но стены и бастионы кёнигсбергских укреплений были крепки, а откровенных врагов у нас не имелось, поэтому и не было повода пугаться страшного лика чужой войны.
Я успешно сдал все экзамены по подготовительному курсу Artesliberales (6) и был принят в Университет.
Университетские годы, какими бы они ни были напряжёнными, остаются удивительными, яркими воспоминаниями каждого бывшего студента на всю его жизнь. Долгие, скучные лекции на латыни, зубрёжка, чтение и переписывание книг титулованных в медицинском мире авторов, жаркие диспуты в аудиториях и весёлые попойки в свободное от учёбы время, иногда – голод и периоды полного безденежья, ссоры и дуэли – это непременные атрибуты каждого кёнигсбергского бурша.
Нашими основными педагогами по медицине были профессора Клодт и Майбах, магистры Кольтенброк, Лидис и Альтмеер…
Однако… чтение книг и зубрёжка медицинских терминов не давали желаемой полноты знаний. Нам, студентам, для изучения строения и работы человеческого тела было крайне необходимо вскрывать мертвецов. Как говорил профессор Клодт: «Rerum omnium magisterususest! (7) Препарирование в медицинских целях необходимо и даже неизбежно! Это – самый плодотворный путь познания закономерностей анатомии человеческого тела, понимания сущности его органов и поражающих их болезней, важнейшее условие пополнения ваших знаний». Этот самолюбивый и тщеславный профессор чрезмерно дорожил своей репутацией. Таких, излишне придирчивых наставников чаще боятся, нежели уважают или любят. Но говорил он, порой, правильные вещи.
И вот, по прошествии года с тех пор, как я воткнул в свой домашний сюртучок булавку (8), мы, на факультете медицины, взялись за ланцеты…
Историки медицины подтвердят, что во все века чаще всего объектами медицинских экспериментов становились животные. Исследования на них проводили такие корифеи, как Гален, Везалий, Гарвей и многие другие. Но было огромное неудобство в работе – это реакция животных на боль, причиняемую ножом. Правда, давно был открыт способ, как удалить эту помеху: следовало всего лишь проделать отверстие в горле животного или перерезать ему гортанный нерв.
