– Какой еще нахер Святой Каллист? – заорал я благим матом.
Да они все с ума посходили! Еще три дня сидеть в этом сраче? Ну, бля, страна! Воистину, бля, казино!
– Чем твой гребаный Глист прославился? Сколько девственниц он спас от анального?
– Эй, полегче, сommunista! – Вдруг на ровном месте Серджио посерьезнел и даже украдкой перекрестился, чего я никогда за ним не замечал. – Ты, вообще, где находишься? Католическая страна как-никак. У нас тут святых больше, чем зэков в РЧ, – всех выучишь, работать не надо.
Да пошел ты. Я пять лет марксизм изучал, или притворялся, что одно и то же. Напугал меня каким-то сборищем мужиков в рубищах со стрелами, торчащими из жопы. Я понятия не имел о политической позиции профсоюза клерков, но вряд ли она была далека от IL Partito Communisto. По крайней мере, официально; никто из коммунистов, каких я знал в СССР, не выносил свои политические взгляды за пределы парткома и занимался в основном поддачей, которую он изредка прерывал для накопления матценностей. И вдруг приезжаешь в Италию, и оказывается, что в своем религиозном пиетете католическая церковь спелась с левой шантрапой – и даже с календарем! – чтобы лишить меня моих юридических прав!
Я взревел, как больной слон, и еще, но злость не выходила. Я прошептал:
– Еще три дня.
Затем я вскочил как укушенный:
– Серджио! А понедельник? Там есть какие святые? Или забастовки?
– Eh, chissa, eh, Russo? – Он даже не поднял головы от своих ногтей.
Я никогда еще не видал человека, до такой степени помешанного на своих ногтях (про Онегина ни слова).
– Может, на нас нападут русские, как вы напали на чехов, и тогда ты скажешь своим боссам, что мы сидели в одной камере и что я нормальный пацан и мне можно доверять. Или на нас нападут американцы – это еще круче! У меня дядя жил в Неаполе в 45-м – мадонна, он клянется, так здорово он не жил никогда! «Мальборо», шоколад, нейлоновые чулки – он два дома купил потом!
Я собрался сказать какую-нибудь гадость в духе: «А как же партизаны, и Белла Чао, и вся эта романтика?»
Но тут он сказал:
– Послушай, у тебя дела не так плохо. Посмотри на Омара.
И то правда. Омара привезли поздно вечером. Он был полным зомби.
– Ну чо там было?
– Не знаю.
– Решение-то вынесли?
– Не знаю.
Слушание было проведено. Выступил прокурор, выступил адвокат Омара, судья стукнул молотком… и его забрали. Вся процедура была на итальянском, и никто не удосужился перевести ему ни слова. То же и его адвокат, родом из Египта, которого он нашел через какую-то мусульманскую контору помощи единоверцам, сделал ручкой и пошел дальше.
– Я ему все свои travelers’ checks подписал, – признался Омар. – У меня теперь вообще ни копья.
– Нифига себе, – пробормотал я. – А вдруг они тебе вообще предъявили совершенно другие обвинения? Что если хозяйка сказала, что ты пытался ограбить ее и изнасиловать?
По крайней мере, это было за двадцать шесть лет до 9/11, а то Омар был бы уже на пути в Гуантанамо.
– Что, если тебя к пожизненной приговорили?
Вопросы были все риторические. Омар развернул одеяло на полу и принял позицию – лбом об пол, задницей кверху. Все – ушел в молитву. Наверное, проклинал час, когда он принял близко к сердцу подкалывание своих родичей. Сейчас бы уже отпраздновал свадьбу со своей Лейлой и нежился на перинах. Я не был уверен, кланяется ли он в правильном направлении, но у сердца своя география, и Аллах всепрощающ: куда оно показывает, там и Мекка.
