Из тени, отбрасываемой навесом, небольшой крышей на подпорках, у самого входа в бункер донесся спокойный голос:
- Давид, ты забыл свое место. Надоело быть моим телохранителем? Я устрою так, что в штурмовую группу Жука попадешь, будешь зачищать непослушных. И чтобы ты уяснил и впредь не задавал подобных вопросов, я отвечу - мои вкусы не твоего ума дело. Твое дело - хорошо выполнять свою работу и открывать рот только тогда, когда я разрешу. Усек?
Давид был в ярости. Это чувствовалось - даже скрип сжавшихся зубов, казалось, слышен был. Но ему удалось сдержаться.
- Усек. Не надоело.
- Что?
- Не надоело, говорю быть твоим телохранителем. Подобного больше не повториться.
Я поняла, что лучше сейчас для меня потихоньку свалить в спальню, но проходя мимо Пророка, была остановлена его тихим, видимо, чтобы не слышал Давид, вопросом:
- Тебе не спится?
9. 9. Когда не спится.
...Шум, крики, стоны, далекое стрекотание автомата, удары тяжелых кулаков и прикладов и чавканье то ли крови, то ли грязи под ногами. И где-то впереди, в комнате под кроватью (я знаю это, чувствую всей своей кожей, всем телом), сидит кто-то маленький, испуганный, безумно фонящий своей оранжевой аурой с красными вполохами страха. В пылу сражения мои бойцы не замечают его. Я наклоняюсь и вытаскиваю из укрытия мальчишку. Он дергается, пытается вырваться, орет на одной ноте.
- Заткнись, иначе пристрелю.
Ор обрывается тут же.
- Идешь за мной молча и след в след.
Выхожу из здания, простой прямоугольной типовой коробки, под дождь на улицу, оборачиваюсь к ребенку, послушно ковыляющему следом и вижу... не подсознательно, внутренним зрением, а по-настоящему, глазами, которых нет, вижу перед собой вовсе не ребенка, а уродливую тварь с оскаленной пастью, клыки, с которых на землю капает кровь... моя кровь. И просыпаюсь.
Пять минут на осознание того, что все это - бред моего мозга. Две, чтобы подняться и нашарить в моей темноте выход из незнакомого помещения. В здании больницы, где раньше размещалась моя группа, а потом и во всех комнатах завода, на территории которого уже несколько лет мои ребята живут вместе с кланом Антона Жука, я ориентировался замечательно - быстро запоминал все повороты, словно карту зарисовывал, стоило хотя бы раз пройти по комнатам, коснуться стен и мебели руками. Но здесь, в этом бункере, я был впервые.
Хорошо смазанные двери даже не скрипнули. На улице тоже было темно. Я не видел этого - степень темноты, ее оттенки были для моего зрения недоступны. В отличие от степени освещенности - яркий свет мой правый глаз видеть еще был способен. Но, в качестве компенсации, природа, или кто там еще, высшая сила какая-то, наделила меня другой способностью. И речь вовсе не о моем необычном зрении, не только о нем.
Я чувствовал прикосновение ночного ветерка так остро, так тонко, что волоски на коже, там на оголенных участках рук, вставали дыбом. Моя кожа, а особенно подушечки пальцев, были безумно чувствительными. Трогая что-либо, я мог ясно представить себе и сам этот предмет, и окружающие его вещи. От этого легкого ветерка, струями омывающего мою кожу, меня бросило в дрожь. Точно также было, когда Саша потрогал... Я мотнул головой, избавляясь от безумных мыслей, и услышал их разговор.
Мне нравился Давид. И сейчас я отлично понимал, почему он именно так, а не иначе, разговаривает с парнем. Он чувствует в Саше соперника для себя. И не только потому, что этот мальчишка, благодаря своим способностям, телохранителем сможет быть лучшим, чем сам Давид. Но и потому, что ощутил мое к нему расположение. Боится потерять место под солнцем!
