— Если не согласишься немедленно, вылетишь вон! — предупреждаю суровым тоном. Девчонка должна сразу уяснить, кто из нас главный. Кто ведет, а кто соглашается быть ведомым. — Поверь, на это место найдется немало желающих.
— Договорились, — кивает она.
Оглядывается на кучку пепла, которая осталась от ее одежды. Делает глубокий вздох и выдавливает из себя некое подобие вежливой улыбки.
Хорошая девочка, далеко пойдет. С ее самоконтролем и моим опытом можно свернуть мир, не то что соблазнить Иго. Будет достаточно, если Пилар приревнует — а она непременно это сделает. И не простит измены, даже мысленной.
Когда-то она боролась за любовь отца, всеми силами искореняя в его сердце любые чувства к приемным сыновьям. Потом превратила в ад жизнь нашей матери. Сколько сгубила служанок и кухарок, не поддается счету. Но меня ей не подвинуть. Я слишком долго ждал этого момента — власти над кланом и «Круэнто луна».
— Одного не пойму, — рассуждает Кэт, — разве брат и сестра могут?.. Разве им позволено?
Мямлит и боится произнести вслух. Трахаться — что может быть проще и понятнее этого термина? Не надо прикрывать влечения плоти рассуждениями о вечной любви. Это все бред бешеного волка.
— Не лезь не в свое дело! — предупреждаю ее. — Это семейные проблемы.
— Как я могу помогать, если не знаю, для чего понадобилась помощь? — парирует она. Подходит к книжной полке, достает самую большую папку и прикрывается ей, точно щитом. — Поймите, это не праздное любопытство и…
— Верни отчеты по рекламе на место! — приказываю я. — Оденешься тогда, когда прикажу. Не раньше!
Обрушиваю кулак на ни в чем не повинную столешницу. Была бы моя воля, эта девчонка всегда ходила бы обнажённой. Разумеется, только когда мы наедине. Любая одежда только испортит эти идеальные формы. Скрывает от взгляда пропорции.
— Да вы!.. — начинает Кэт. Останавливается на полуслове, смотрит с примесью испуга и сострадания. — У вас кровь…
Бешеные волки, ненавистные твари! Как же долго заживают оставленные ими раны.
Прикрываю плечо рукой, силясь остановить кровотечение. Рычу, обнажаю клыки. Терпеть не могу чувствовать собственную уязвимость. Тем более перед хрупкой и не в меру наблюдательной девчонкой.
— Вам помочь? — предлагает она. — Вызвать врача?
— Не вздумай! — ужасаюсь от одной мысли о последствиях.
Это ж скольким потом придется затыкать рот? Люди — совершенно безбашенные, когда дело касается личной жизни оборотней и сенсационных новостей.
— В гардеробной лежит аптечка — найди и притащи сюда! — отдаю первое распоряжение ассистентке. — И не смотри так трогательно, от одной маленькой царапины я не потеряю сознание.
Кэт без подсказок находит дверь в гардеробную, исчезает в ней. А возвращается уже в одной из моих рубашек, с чемоданчиком в руке.
Впервые завидую неодушевленным предметам. Шелк рубашки обнимает тонкий стан дикой кошечки, касается ее тела в самых сокровенных уголках. Закатанные рукава обжимают запястья, край подола щекочет под коленками. Больше всего повезло карманам — они находятся как раз на уровне груди. Дерзко торчащие вверх соски Кэт приподнимают тонкую ткань, каблучки ее дешевых туфель стучат по полу раскованной уверенностью.
— Сейчас вам станет лучше, — обещает она.
Наносит на ватный диск целебное снадобье. Ее пальцы, путаясь в пуговицах, пытаются расстегнуть мою рубашку. Случайные прикосновения обжигают, дразнят.
