Отчаянные характеры - страница 2

В целом Фокс тщательно подбирает имена для своих персонажей – фамилия «Рассел», например, хорошо перекликается с беспокойной скрытой энергией Чарли (Отто подозревает его в «краже»[1] клиентов), и так же, как в характере Чарли явно чего-то недостает, в его фамилии не хватает второго «л». Я восхищаюсь тем, как старомодное, смахивающее на тевтонское имя «Отто» обременяет Отто, равно как и его собственная навязчивая склонность к порядку обременяет его самого; но фамилия «Бентвуд», даже после многих прочтений, остается для меня немного искусственной, как бонсай. А еще название книги. Оно, конечно, меткое, но всё же это не «День саранчи», не «Великий Гэтсби», не «Авессалом, Авессалом!» Это название, которое люди могут забыть или спутать с другими. Иногда, желая, чтобы название было сильнее, я чувствую то особенное одиночество, которое свойственно глубоко женатому человеку.

На протяжении многих лет я продолжал периодически пролистывать «Отчаянные характеры», ища успокоения или поддержки в красоте знакомых отрывков. Однако сейчас, вновь перечитывая книгу целиком, я поражен тем, как много в ней свежего и незнакомого для меня. Например, я никогда не обращал внимания на рассказанный Отто в конце книги анекдот о Синтии Корнфельд и ее муже, художнике-анархисте. Я никогда раньше не замечал, как салат из желе и пятицентовиков, который приготовила Синтия Корнфельд, высмеивает тождество Бентвудов «еда – привилегии – цивилизованность». Или как рассказ о печатных машинках, переделанных для изрыгания бессмыслицы, предваряет заключительный образ романа. Или что, как настаивает упомянутый анекдот, «Отчаянные характеры» нужно воспринимать в контексте современной арт-сцены, целью которой является разрушение порядка и смысла. А Чарли Рассел – видел ли я его до этого по-настоящему? В предыдущих прочтениях он оставался для меня чем-то вроде шаблонного злодея, перебежчика, пропащего человека. Теперь он кажется мне почти таким же важным для истории, как и кот. Он единственный друг Отто; его телефонный звонок эскалирует финальный кризис; он приводит цитату Торо, давшую книге название; и он выносит зловеще точный приговор Бентвудам: они «увязли в тоскливом самоанализе, в то время как сам фундамент их привилегий выбивают у них из-под ног».

Однако сейчас, по прошествии лет, я не уверен, что мне вообще нужны новые детали. Как Софи и Отто страдают от слишком тесного знакомства друг с другом, так и я теперь страдаю от того, что слишком много знаю об «Отчаянных характерах». Мои заметки и несущественные сноски выходят из-под контроля. При последнем прочтении я пометил как жизненно важные и ключевые огромное количество ранее пропущенных образов порядка и хаоса, детства и взрослости. Так как книга не длинная, а я прочел ее уже полдюжины раз, я уже близок к тому, чтобы назвать каждое предложение жизненно важным и ключевым. Такое необычайное богатство, конечно же, – свидетельство гения Полы Фокс. В книге нет ни одного лишнего или случайного слова. Строгость и плотность логики такого масштаба не бывают случайными, писатель не может достичь их, одновременно позволив себе расслабиться, а своим персонажам – ожить. Перед нами роман, воспаривший над всеми остальными произведениями американской реалистичной беллетристики со времен Второй мировой войны.

Однако ирония такой насыщенности романа заключается в том, что чем лучше я понимаю значение каждого отдельного предложения, тем меньше я могу сформулировать, какому большому, глобальному смыслу служат все эти локальные значения. В конечном счете перегрузка смыслами вызывает некий ужас. Это сродни полному