Отчего мы, русские, такие? - страница 2

С.: – Сейчас появились оправдательные объяснения относительно нашей нынешней разрухи и нищеты: мол, во всём виноват суровый климат. Но ещё более суровый климат в XVIII-XIX веках не мешал возводить в труднодоступных местах чугуно- сталелитейные заводы, текстильные фабрики, строить десятки тысяч километров железных дорог, едва ли не пол-Европы снабжать хлебом и тканями. А теперь на первом месте у нас – оружие. Но сила, величие государства – не в том, чтобы устрашать весь мир своими танками и ракетами, главное – благосостояние граждан, чтобы они жили достойно. Наш народ – способный, сметливый, находчивый. Да нам просто должно быть стыдно жить плохо! А мы в массе своей прозябаем «образцово-показательно» бедно.

Р.: – Русские никогда не гнались за богатством, за роскошью. И ещё мы всегда отличались глубиной чувствования, мысленно жили шире своего образа бытия. Даже европейцы нас всегда называли философствующим народом. Вот сидят мужички на лавочке в каком-нибудь селе и говорят не о том, сколько на новый забор столбов надо или, скажем, чем крышу сарая покрыть, не о животрепещущих своих местных проблемах. Об этом тоже гуторят, но чаще о том, действительно Барак Обама президент или им кто-то командует, обгонят ли нас китайцы в освоении космоса, откуда прилетают на Землю инопланетяне, будет ли Третья мировая война. И с приезжим сразу заговорят о каком-нибудь глобальном кризисе, об Исламском государстве, о положении в Европе. Привязанность к одному месту, невозможность отдалиться от дома, прежде всего, из-за отсутствия денег, да и по причине боязни дальней дороги вызывали в деревнях размышления о России вообще, о других странах, о мироздании. Даже социологические исследования показывают, что среди русских смысл жизни ищут гораздо больше людей, чем среди европейцев. Теряется он у общества – и пошли пьянство, наркомания, самоубийства. Мы же видели, что интерес к жизни в широких слоях нашего общества в 90-х годах заметно увял.

С.: – Поэтому мы часто ввязываемся во всякие авантюры, кого-то защищаем, участвуем в европейских разборках, которые к нам никакого отношения не имеют. Мы непременно должны какую-то роль в мире играть, удивлять весь белый свет. Ну что, спрашивается, русский солдат потерял в конце XVIII века в Альпах, с какого испугу он помчался защищать австрийцев? Зачем ему понадобился Париж в марте 1814 года?

Р.: – Всё то же ощущение недостаточности смысла жизни побуждает русских устремляться куда-то за славой. Мы – увлекающийся народ. Ищем особый путь, строй, мировой статус, иначе нам неинтересно.

С.: – Однако часто можно услышать, что русский народ, наоборот, устал от особой роли, от имперской миссии, от войн и революций, от надрыва и великих строек коммунизма. Говорят, что русские хотят нормальной жизни, то есть как раз иметь хороший заработок, обустраивать свой дом, растить детей, летом ездить с ними на море, выращивать на своём участке редиску и крыжовник.

Р.: – В ХХ веке наш народ утомили революционеры-большевики. Людям надоело быть орудием для экспериментов, объектом дрессировки.

С.: – Мы возомнили, что несём свет миру. Недаром говорят, что русские склонны оказываться в плену утопических идей вроде борьбы ради счастья трудящихся всей планеты. И «одновременно с этим, – пишет доктор философских наук Н. Козин в книге «Постижение России», – за ХХ столетие сформировалось весьма парадоксальное явление: русская нация, претендующая на статус одной из великих наций современности, является нацией с наименее развитым национальным самосознанием, а такая нация лишена элементарных инстинктов национального самосохранения в истории, становится легко доступной для манипулирования любой группой проходимцев и преходящих идей». Как-то читатель «Новой газеты» высказал такую мысль: «Среди российских обывателей легче адаптируется идея национального превосходства, чем идеи толерантности и личной свободы».