С.: – С одной стороны, новые вожаки взялись за ликвидацию безграмотности и вообще повышение культурного уровня народа. Появились всякие ликбезы, рабфаки, дома культуры. Но вскоре им это надоело, и культура скатилась по финансированию на уровень «остаточного принципа». С другой стороны, «кухаркины дети» и сыновья сапожников понижали морально-этический уровень остальных соотечественников до своего невысокого уровня. Агрессивного, демонстративного высокомерия и хамства после 1917 года стало не меньше, чем раньше, а больше. Из народа уходило человеколюбие – неизменная плата за любое насильственное деяние. Секретари большевистской партии ввели ВКПб – Второе Крепостное Право большевиков, более жестокое, чем первое. Люди, попавшие в застенки и лагеря НКВД, превратились фактически в париев – низшую касту и рабов. Лишь после 1956 года колхозникам начали выдавать паспорта, что стало формальным сигналом к окончанию крепостной зависимости.
Р.: – Как подметил в книге «Номенклатура» М. Восленский, выходцы из крестьян составляли большинство в сталинской номенклатуре, но именно они всячески притесняли представителей своего класса. «Враждебная отрешённость от своей прежней среды – характерная психологическая черта номенклатурных чинов, – делал вывод автор. – Номенклатура – класс деклассированных». По мере развития так называемого социализма утверждался и всё более обособлялся от народа «новый класс» – коммунистическая бюрократия, распоряжавшаяся всей национальной собственностью и обращавшая её в источник собственных привилегий.
С.: – Решающим в оценке и продвижении людей в советский период было членство в КПСС.
Р.: – Скорее, наоборот: люди определённого склада характера шли в партию, поднимались вверх по партийной лестнице. А сейчас принадлежность к правящей партии уже не имеет такого решающего значения.
С.: – Нынешнее чиновничество унаследовало от помещиков любовь к безделью, многие из них лишь имитируют трудовую деятельность, а живут – как те баре и даже лучше. А трудящемуся человеку, особенно крестьянину, у нас всегда жилось скудно и трудно.
Р.: – Из чего можно сделать вывод, что это зависит не от режима – царского, большевистского или нынешнего, а от наших установок, следствие факторов, уходящих глубоко в психологию. Всё дело в гигантском разломе, о котором говорил И. Бунин. Например, чем объяснить рост у начальников и директоров количества всевозможных заместителей, помощников, кураторов, консультантов. Это – показатель значимости руководителя. Чем меньше руководитель занимается делами сам, чем больше функций передаёт подчинённым, тем более солидным он кажется всем вокруг и самому себе. Проявляется его снобистское представление о том, что негоже высокому начальнику «опускаться» до конкретного труда.
С.: – В 1991 году мы наивно думали, что, отвергнув коммунистическую идеологию, сразу встанем на правильный путь, начнём приводить народ к какому-то общему знаменателю. Надеялись, что в первую очередь будем избавляться от непомерно больших привилегий высшего чиновничьего аппарата. И чем попытка сделать равными стартовые возможности в итоге закончилась? Выпустили фантики под названием «Инвестиционный чек», в народе прозванные ваучерами, тут же их забрали так называемые чековые инвестиционные фонды, вместо них раздали акции – пустые бумажки, по которым издевательски сначала выплатили несколько копеек. И все мы очень быстро увидели, что разделение одного русского народа на два лишь усилилось, снова достигнув апогея в начале ХХI века. Одни неслыханно разбогатели, а другие опустились в жуткую нищету.
