Он вымахивал дубинкой, словно дирижерской палочкой – тыкал ею то в одно лицо, то в другое. Пока мы смирно стояли вдоль стены с наручниками на запястьях.
Это я впервые угодила в тюрьму. Вернее, даже не в тюрьму – меня впервые забрала полиция. Я еще никогда не видела отделений изнутри, только проходила мимо и смотрела ментовские сериалы. Вот только на практике все оказалось гораздо хуже.
– Вы не имели права это делать! – огрызнулась вдруг одна из нас.
И это была Кира. Зеленоволосая девушка-панк, которая пришла на акцию с ребенком. Она и сейчас держала на руках малышку – испуганную Катю, которая не знала, что творится. И эта картина меня так поразила, что с ресниц начали капать слезы. Они собирались сами по себе и капали на пол. Такого не должно было случиться – только не она.
– Что-что-что? – взялся за ухо капитан и подошел поближе, чтобы расслышать глас свободных. – Что ты там сказала, ошибка природы?
И тут я не стерпела:
– Как вы можете с ней так разговаривать?!
Наш надзиратель вдруг осекся и вернулся на пару шагов назад – чтобы поравняться со мной.
– А кто это у нас плачет, а? Крокодиловы слезки у нас? – Он мокнул кончик пальца в слезу, зависшую на подбородке, и размазал по языку вкус соли. – Люблю ваши слезы. Люблю смотреть, как вы плачете. Это так... приятно.
Он был омерзителен. В мокрой от пота рубашке, в небрежно висящем на шее галстуке. От капитана несло перегаром, но он был уверен, что главное зло – это мы. Не он был грешен, а дюжина хрупких девушек-активисток.
– У нее ребенок, – сглотнула я ком в пересохшем горле.
– И что?
– Вы должны ее отпустить.
– Я должен ее отпустить? – нахмурился капитан и отбросил мою прядь дубинкой. – А ты у нас кто – правозащитница, юристка?
– Нет.
Мне было страшно смотреть в эти глаза. Они были безумны, с нездоровым блеском в зрачках. Капитан не был похож на адекватного человека, он больше походил на садиста, который душит людей пакетом, выбивая показания.
– Отвали от девочки, олень! – перетянула на себя внимание Кира. – Если уж хочешь кого-то запугать, то начни с меня. Лично я тебя не боюсь.
– О... – качал он головой, недовольно причмокивая. – Как же я вас ненавижу. Всех этих зеленых мстителей. Гринписовцы – вы как паразиты, из-за вас постоянно страдают предприятия, вы разрушаете экономику, из-за вас народ лишается работы и доходов. Хм... – криво улыбнулся капитан, а затем притронулся к ребенку, отчего Катюша взвыла громким плачем. – К счастью, нормальных людей гораздо больше, чем вас – зеленых бестолочей. Тунеядцев и фриков. Моя бы воля – вас всех пересадил бы. Пора бы признать ваш Гринпис террористической организацией... Экстремисты хреновы.
– Боже, как мне вас жаль, – не собиралась падать духом Кира. Было душно, ее дочь плакала навзрыд, а она все следовала принципам морали. Настоящий защитник природы, это точно не Вероника. – Вы верите в Бога? – спросила она вдруг, и капитан засмеялся.
– Верю ли я в старика, живущего на небе?
– А я вот в него верю… Пускай у меня пирсинг в носу. Пускай я не похожа на прихожанку и не посещаю церквей. Но я в него верю. И я уверена, что он пошлет на вас метеорит, – процедила Кира с особой злостью. – Чтобы он упал и размазал ваше жалкое здание как прыщ на теле планеты.
Капитан усмехнулся и снял фуражку, чтобы вытереть пот со лба.
– Какая жалость... – кивал он, якобы сожалея. – Как жаль, что у тебя отберут ребенка.
