– Е́сли ска́занное тобо́й э́то то́лько мне́ние, ты мо́жешь оста́вить его́ при себе́, так как оно́ никого́ не интересу́ет, но, е́сли э́то зна́ния они́ должны́ быть безусло́вно дока́заны. Начина́й, дочь моя́!
– Я не зна́ю, – отве́тила На́стя, от волне́ния покры́вшись кра́сными пя́тнами.
– Я кни́гу чита́ла. Там напи́сано, что Со́лнце нахо́дится в це́нтре Вселе́нной, а Земля́ и плане́ты враща́ются вокру́г. А ещё в кни́ге напи́сано, что есть така́я зри́тельная труба́, че́рез кото́рую мо́жно смотре́ть на звёзды и ви́деть го́ры на Луне́!
– И чья э́то кни́га? – спроси́л у неё Фео́на
– Како́го-то Галиле́я.
– Жидовин, что ли? – встрепену́лся оте́ц Никола́й подозри́тельно прищу́рившись.
– Нет. Италья́нец.
– Италья́нец! Папи́ст! – закрича́л оте́ц Никола́й я́ростно крестя́сь на ико́ны, – Е́ресь! Околёсина ерети́ческая! Ска́занное противоре́чит Би́блии. Кни́гу э́ту тре́буется сжечь, а на отрокови́цу наложи́ть стро́гую епитимью́ …
– Погоди́ че́стной оте́ц, всё бы тебе́ жечь – раздражённо одёрнул помо́щника Фео́на, но пре́жде чем он успе́л продо́лжить свою́ мысль, На́стя, насу́пив бро́ви неожи́данно вы́палила пря́мо в лицо́ отцу́ Никола́ю:
– А ещё там напи́сано, что Свяще́нное Писа́ние отно́сится то́лько к спасе́нию души́ и в нау́чных вопро́сах большо́го ве́са не име́ет.
В кла́ссе воцари́лось гробово́е молча́ние, слы́шно бы́ло как жужжа́т то́лстые осе́нние му́хи под потолко́м и че́шет за у́хом блоха́стый щено́к прижи́вшийся в подкле́ти у сто́рожа Некраса.
Оте́ц Фео́на заду́мчиво прошёлся по ко́мнате гу́лко стуча́ подко́ванными сапога́ми по тёсаным до́скам по́ла. Останови́вшись напро́тив На́сти, он положи́л ладо́ни на её ма́ленькие о́стрые пле́чи и внима́тельно посмотре́л в глаза́.
– И́щущие Зна́ния, – сказа́л он, – давно́ по́няли, что окружа́ющий мир не ограни́чивается лишь его́ ви́димой стороно́й ― он куда́ бо́лее широ́к и значи́тельно многообра́знее, чем при́нято ду́мать. Сдаётся мне, что све́тской нау́ке и богосло́вию не́зачем вступа́ть в конфли́кт друг с дру́гом и́бо позна́ние ми́ра их о́бщая цель, про́сто изуча́ют они́ ра́зные его́ сто́роны. Одни́ духо́вную, други́е материа́льную. И́стина одна́, и она́ боже́ственна во всех свои́х проявле́ниях.
Произнося́ э́ти му́дрые слова́, мона́х подвёл де́вочку к шко́льному ста́росте и зако́нчил свою́ мысль просты́м силлоги́змом, ника́к не вытека́вшим из всего́ вышеска́занного:
– То, что ты, дочь моя́, в столь ю́ном во́зрасте и́щешь отве́ты на сло́жные вопро́сы мирозда́ния – э́то хорошо́, но то, что от пытли́вого любому́дрия твоего́ по́ртятся кни́ги, э́то никуда́ не годи́тся. Поэ́тому, справедли́во бу́дет е́жели оста́ток дня ты проведёшь в заточе́нии и покая́нии.
Ста́роста Дими́трий мо́лча откры́л дверь кла́сса и взяв На́стю за́ руку увёл её в «ка́рцер», роль кото́рого за неиме́нием ничего́ лу́чшего с успе́хом исполня́л шко́льный "нужно́й чула́н". Тепе́рь по́сле торжества́ правосу́дия и наказа́ния всех провини́вшихся норма́льное тече́ние шко́льного дня должно́ бы́ло нала́дится, но ви́димо сего́дня был для э́того не подходя́щий день. Не успе́л Фео́на отойти́ от две́ри, как за ней послы́шался до бо́ли знако́мый слегка́ бле́ющий го́лос, чита́ющий моли́тву:
– Моли́твами святы́х оте́ц на́ших, Го́споди Исусе Христе́ Сы́не Бо́жий, поми́луй нас!
Оте́ц Фео́на тяжело́ вздохну́л. Оки́нул сокрушённым взгля́дом ти́хо сидя́щих ученико́в и уны́ло произнёс в отве́т:
