Я выдохнул. Глухо. Тяжело. Провёл рукой по лицу, как будто это могло убрать этот грёбаный шум в голове.
Сирота. Детдомовская.
Эти слова застряли в моей голове, как раскалённые иглы.
Я видел отчёты. Её историю. Каждую строчку, которая рассказывала о ней так, будто она всего лишь набор фактов, обрезанных и сложенных в чёртов документ.
Но в этом был весь смысл. Эта девчонка знала, что такое сука жизнь. Настоящая. Не та, где тебя качают на руках, не та, где есть тепло и поддержка. Она выжила. Она встала на ноги.
Она могла бы сломаться, могла бы растечься по этому миру, как грязь после дождя. Но нет. Она выжила. И не просто выжила. Она устроилась как могла. Не шалава какая-то…А ведь с ее красотой многое могла бы натворить. Не курит, не пьет, никакой дури…Хорошая девочка, мать вашу.
Она работает няней в детском саду. Ей плевать, что там нет больших денег. Она сидит с детьми, держит их на руках, учит их верить в себя. Дети. Чёрт. Она видит в них то, чего, видимо, у неё самой никогда не было. Тепло. Заботу.
Ей двадцать. Она сама ещё почти ребёнок.
Я вспомнил, как Егор рассказывал о ней. Как познакомился с ней. Как она сидела на этих грёбаных ступеньках с книгой в руках, с красными от мороза щеками.
Егор подсел к ней. Пытался завести разговор. Она отмахивалась. И я почти видел это перед собой: как её глаза поднимались на него с лёгким раздражением, как она прикрывала свою хрупкость холодной маской.
Но он не отступил.
Этот чертов Егор умеет добиваться того, чего хочет. Я учил его этому.
И теперь он добился её. Прогулки. Звонки. Смех. Всё это звучало в его словах, когда он говорил о ней. Егор был… увлечён.
Мне доложили, что они не трахались.
Я знал, что это раздражает моего сына. Он, видимо, привык, что всё даётся быстро, легко. Но эта девчонка не такая. Она другая. Особенная.
Я снова посмотрел на фотографии.
Дарья и Егор.
Он смотрит на неё так, будто хочет завоевать весь мир ради неё. А она… она смотрит на него иначе. С лёгкой улыбкой, с теплом. Она доверяет ему.
И это разрывало меня изнутри. Это бесило. До боли. До скрежета зубов.
Чёрт. Почему я ревную? Почему, глядя на эти фотографии, мне хочется порвать их на куски, закричать?
Она его.
А должна быть…
Я сжал зубы. Дальше этой мысли лучше не идти.
Она сломает его.
Я знаю. Я вижу это.
Она уже переворачивает его жизнь. Он думает, что справится. Думает, что она – просто ещё одна девчонка, которая украсит его дни. Но он ошибается.
Такие, как Дарья, не проходят бесследно.
Такие девчонки, как она, входят в твою жизнь, оставляют на ней шрамы и уходят.
Я знаю, потому что однажды уже прошёл через это.
Я встал. Резко.
Подошёл к столу. Схватил фотографии. Сжал их в руках, пока пальцы не начали болеть.
– Ты моя проблема, – прошептал я. – Не Егора. Моя.
Эта девчонка уже перевернула всё. И я, блядь, не знаю как с этим справиться.
Я захожу в офис и сразу чувствую, что воздух здесь сегодня вязкий, как дерьмо. Все мои люди встают, как по команде. Ни слова, ни движения. Они знают, когда я в настроении, а когда лучше даже не дышать.
Сегодня – второй вариант.
Я прохожу к своему кабинету, и каждый шаг отдаётся в моей голове, как удар. Каблуки ботинок по мрамору. Стук. Стук. Стук. Мой пиджак тяжёлым грузом висит на плечах, руки в карманах.
Они смотрят на меня. Их взгляды скользят, избегают встречаться с моими глазами. Кто-то пытается сделать вид, что работает. Кто-то застыл с телефоном в руке. Я вижу каждого из них.
