– Что это? – откровенно удивляюсь. – Откуда это у вас?
– Ваша мама завезла передать вам, когда будете забирать ребенка. Если я правильно поняла, – отвечает та. – Не знаю подробностей, уж простите. Мы не хотели принимать, это не по правилам, но учитывая ваше особое положение…
Она не договаривает, но я понимаю, о чем она. Уже вероятно все в саду знают, что я на короткой ноге с самим ректором.
Разумеется, я не собираюсь верить всему этому на слово и звоню маме.
– Ой, как хорошо, что ты до меня дозвонилась! – восклицает она. – Телефонная связь у вас там просто ужасная! Даже удивительно!
– Да, да, – вспоминаю, как пыталась дозвониться до Саши. – У нас что-то невыносимое творится! Наверное, что-то с сетью… Или с моим телефоном.
Не теряя времени, я выясняю, зачем она привезла мне сумку, и что в ней.
– Так Машина одежда! Из садика же звонили, просили привезти запасную, на случай, если ребенок испачкается или еще что… – удивляется она. – Сказали, у них так принято, а ты не отвечаешь. Хорошо, я по дороге на работу смогла забросить…
Я впадаю в легкий ступор и пытаюсь вспомнить, были ли у меня хоть какие-то пропущенные звонки из детского сада. Проверяю даже телефон. Но нет, никаких звонков не было. Вероятно, связь здесь совсем никудышняя.
– А кто звонил? Не запомнила? – спрашиваю.
– Вроде как директриса. Уже не помню, как представилась, но голос такой приятный… интеллигентный и вежливый. А что – им не надо?
Я мотаю головой.
– Они вообще не понимают зачем ты это привезла. Отдали мне обратно… Ну да ладно, завтра разберемся, а пока я это дело заберу, раз им не нужно.
И я вкратце рассказываю ей, что меня попросили подъехать на работу, и что я возьму Масюню с собой, как уже делала много-премного раз. Мама, конечно же, не против. Обещает позаботиться о том, чтобы вечером у нас был ужин и, забывая, что машина сегодня у нее, наставляет «водить аккуратно».
Я хихикаю и обещаю. Буду водить супер-аккуратно… на заднем сиденье такси.
***
Александр
Ярость вспыхивает еще несколько раз в течение следующего часа – неконтролируемая, глухая, клокочущая. Пытаюсь совладать с собой, вспомнить, что все проблемы я всегда решал мозгами, а не кулаками. И уж точно никогда не поднимал руку на женщину.
Уже ближе к шести вечера понимаю, что со мной что-то очень сильно не так. Что это не я. Не мои естественные реакции на происходящее, не в моей натуре вот так трястись от злости, еле сдерживая себя от того, чтобы разбить кулаки об стену. Или об чью-нибудь голову. Или завыть волком, распугав половину университета.
Я наконец двинулся головой? Рехнулся раньше времени? Заработал интенсивной мозговой деятельностью ранний маразм? Говорят, маразматики бывают весьма агрессивные…
Но мне сорок, мать его! Сорок, а не восемьдесят!
Значит, все-таки рехнулся...
Эта мысль пугает неимоверно, и я предпочитаю думать, что всё дело в ней, в этой… предательнице. Ведь как мягко стелила! Как зубы заговаривала, обещая, что будем встречаться, давая понять, что почти простила меня и готова на контакт.
А на самом деле все это время она… готовила побег?!
Тварь! Лживая тварь! Меня снова трясет, в ушах бьется лихорадочный пульс… Даже тошнить начинает – от злобы, от ненависти – к ней, к себе – теперешнему и тогдашнему… Не разглядевшему и не понявшему, какую ошибку я совершаю.
– Мы остановили машину, – словно из ваты, доносится голос моего адвоката, позвонившего в тот момент я уже был на грани того, чтобы добавить к моей ярости полстакана коньяка. – Вернее не мы остановили, а одни ребята из ЧОПа…
