— Не хочу игрушки, хочу братика! Привези его скорее! — дочь супит бровки. — Без братика скучно. Кто мне сказки будет читать?
— Бабушка почитает, — целую ее в недовольно сморщенный нос. — У бабушки много сказок.
— Мама, а ты будешь мне звонить?
— Конечно, каждый день, моя хорошая, — голос срывается.
Я прижимаю дочь к себе, зарываюсь лицом ей в макушку, лишь бы она не видела моих слез.
***
Как же тяжело будет без Насти. Я привыкла, что она всегда рядом. Но договор был однозначен: мне придется жить в чужом доме, куда я не могу взять ребенка. Пришлось смириться с этим.
Но это все ради Ильи. Я не могу его бросить.
— Ох, Настенька, — вмешивается мама заговорщицким тоном. — А что я тебе покажу! Совсем забыла! У нас же крольчата есть! Такие маленькие, пушистенькие. Идем, посмотрим.
Маленькие ручки обнимают меня за шею.
— Хорошо. Мам, привези мне игрушек и куклу, и сладостей и… сама приедь побыстрее, — говорит моя отходчивая девочка.
Целую ее напоследок. Хочется бросить все и остаться в этом доме, наполненном воспоминаниями детства и запахом выпечки.
— Да, милая. А ты веди себя хорошо, чтоб бабушка не нервничала.
— Хорошо, мам. Возвращайся поскорее.
— Конечно, — едва сдерживаю слезы.
Она убегает в комнату, а мы с мамой выходим на крыльцо. Пора прощаться.
— Все, мам, — говорю через силу.
— Позвони, как доедешь, — она косится на Стаса, который стоит, прислонившись спиной к машине. — Не нравится мне этот тип, вон как зыркает в нашу сторону!
Ничего от нее не скроешь.
— Мам…
— Позвони! — повторяет она с нажимом. — Я Анне доверяю, она не стала бы предлагать сомнительные сделки. Но у богатых свои причуды. Если человек может купить себе ребенка, то запросто может играть судьбой его матери!
Ох, если бы мама только знала, насколько близка к истине! Барковский уже мной играет. Я пешка в его руке…
— Хорошо мам. Обещаю что позвоню сразу, как до дома доеду.
— Не нравится мне все это, Катька, — она качает головой. — Не хотела тебе говорить, но… сон мне плохой приснился.
— Мам!
— Не мамкай! Сама знаешь, что мне иногда сняться вещие сны. Помнишь, как перед Сережиной смертью отец твой приснился? А теперь приснилась река с двумя мостами: один деревянный, другой — железный, а ты мечешься между ними и не знаешь куда идти.
— И что же в этом сне плохого? — ворчу.
Мама в своем репертуаре. Вроде умная женщина, а суеверная как бабка.
— А то, что нужно было тебе на тот берег, там тебя кто-то ждал! А ты не могла решиться, на какой мост ступить. Под конец все же выбрала железный, но только дошла до середины — и он провалился!
— А дальше? — смотрю на нее.
— А дальше я проснулась! Гуси разбудили. Глянула на часы — три часа ночи. Так до утра и не спала больше.
— А с чего ты решила что сон вещий? Может, просто кошмар приснился.
— Сердцем чувствую! Будь внимательна, Катя, любое железо крошится! Твоя жизнь теперь зависит от других, и меня это пугает. Пусть тебе кажется, что ты все контролируешь, но это не так!
И снова мама будто в воду глядит. Ничего от нее не скроешь.
— Хорошо, — обещаю, — буду внимательна.
Обнимаю ее. Краем глаза замечаю, что Стас открывает пассажирскую дверь. Это тонкий намек, что прощание затянулось. Отпущенные мне полчаса давно истекли…
Вещий сон приснился маме или не вещий, но в одном она точно права. Я больше не хозяйка своей жизни.
На ближайшие девять месяцев…
***
Обратно в город едем молча. Я бездумно смотрю в окно, а в голове роем носятся мысли.
