Отель Диабло - страница 26

       Юна смотрела, как Медик исчезает во тьме, ступенька за ступенькой. Он растворялся в чернильной пустоте, и каждый его шаг эхом отзывался в животе. И вдруг она взвизгнула. Что-то тёплое коснулось её руки. Она отдёрнула её, готовая бежать – но тут же поняла: это Дэни.

– Прости, не хотел пугать, – сказал он и протянул руку. – Я думаю… там ничего страшного. Доверься мне.

 Она посмотрела на него. Его голос был неуверенным, но тёплым. Она взяла его за руку. И они пошли вниз. Сердце Дэни забилось быстрее. Её ладонь была такой нежной, хрупкой, живой. Вот бы никогда её не отпускать. Он посмотрел на неё, улыбнулся.

– Что?.. – насторожилась она. – Да мне до чёртиков страшно в темноте! Даже не думай шутить об этом!

– Я и не собирался, – тихо ответил он. Но внутри его распирало от совсем других чувств.

 Внезапно по стенам туннеля вспыхнули лампы. Тёплый, медовый свет стал освещать путь вниз. На дне лестницы, у металлического щитка, копошился Бэлл. Он что-то ковырял в проводке, попутно споря с Медиком:

– Я не хочу, чтобы меня сокращённо называли “Мэд”! – возмущался тот. – С английского это значит “безумный”.

– А кто сказал, что ты не безумный? – парировал Бэлл. – Может, ты в своё время развлекался, кормя людей таблетками? Да и звучит же лучше – Мэд. Сочно.

– Лучше практикуй прозвища на своём подопытном. Почему ты Дэни назвал Мышкой?

– Ты бы видел, как он метался по бару от Лиссы, – усмехнулся Бэлл. – Проворнее любого мышонка. Оттуда и кличка.

 Он резко захлопнул щиток, и позади него открылась дверь, как в старом лифте. – Прошу, к моему скромному шалашу.

 Они вошли. И будто шагнули в другой мир. Просторная студия озарялась мягким, тёплым светом. Стены – из гладкого, серого гранита, с позолоченными белыми плинтусами. Пол тёплый, словно дерево. Воздух – чистый, пахнущий свечами и яблоками. Первое, что бросалось в глаза – белоснежное фортепиано, стоящее в полутьме. В углу – аккуратная кухня с матовыми панелями, стол со стульями, белыми с золотыми вставками. Всё выглядело так, будто дизайнер из высших сфер подбирал детали для вкуса бессмертного. На стене – виолончель и скрипка. Над диваном – огромная картина. На ней была изображена женщина. Белоснежные, вьющиеся волосы. Тонкие черты. Глаза – кристально-голубые, с лёгкой грустью. Неестественная красота. Боль в идеале. Рядом – Бэлл. Только другой. Опрятный, в чёрном костюме, красной рубашке и галстуке. Серьёзный, даже угрожающий. Глаза – цвета крови. Взгляд – в душу. Следующий персонаж на картине – в белом костюме. Лицо его измазано краской, часть холста разорвана, фигура будто стёрта временем. И последний – болезненно бледный блондин. Худой, почти анорексичный. Черты лица – острые, почти скелетные. Он словно рожден был… неживым, но нарисованным с живым вниманием. У дальней стены – огромный чёрный шкаф. Он не вписывался в интерьер. Будто инородное тело, как заноза в идеально гладкой коже комнаты.

       Юна оглянулась. – Боже… Эту комнату будто вырвали из рая и забросили в ад.

 Она медленно прошлась, почти не веря, что всё это реально.

– Есть тут душ? И можно ли постирать вещи?.. – спросила она.

 Бэлл протянул, не открывая глаз: – Ад или рай – какая разница. Души одинаковы. Меняются только хозяева.

 Все переглянулись – никто не понял, что он хотел сказать. Но следующее прозвучало уже яснее:

– Вещи… выбрасывай. Залезь в чёрный шкаф, нащупай одежду. Он повторит то, что на тебе, но уже чистое, выглаженное.