На следующий год, когда Пьеро и Розе исполнилось тринадцать лет, художественный комитет приюта, состоявший из монахинь, собравшихся за обеденным столом, принял решение о постановке представления о зиме. Вечером перед началом представления все дети оделись снежными ангелами. На них были крылья, сделанные из белых перьев, с тесемками, чтобы надевать их на плечи, и маленькие проволочные нимбы, приделанные сзади к их одеяниям с таким расчетом, чтобы они парили у детей над головами. Когда все спешили к повозке, которую лошадь должна была довезти до места выступления, они приподнимали руками одежды, чтобы не испачкать полы и подолы в слякоти и грязном снегу. Цокот лошадиных копыт чем-то напоминал звуки, раздающиеся в комнате, полной детей, которых мучает икота.
Дети прошли на сцену. Все они молитвенно сложили руки. Их взгляды были устремлены в пол, губы сжаты. Они боялись смотреть на собравшихся, потому что при этом могли рассмеяться. Все они старались поскорее выстроиться в одну линию. Одна девочка повернула голову и взглянула на зрителей. На пару секунд она замешкалась, спешившие за ней дети толкнули ее, и она упала.
Они пели песню о зиме. Дети повторяли вууууу, вууууу, вууууу, подражая вою ветра. Они тянули вверх ручонки с растопыренными пальцами и раскачивали ими из стороны в сторону, как будто это были не руки, а ветви деревьев. Некоторые совсем маленькие дети вышли на сцену и стали бить в металлические барабаны, имитируя звуки бури. Внезапно грохот стих, и все дети взглянули вверх. И тут к восторгу зрителей с «небес» над детскими головками посыпались бумажные снежинки.
Пока они падали, дети пели «Тихую ночь».
Когда Пьеро поднимался на сцену, Роза с нее спускалась. Он сильно сжал ей запястье:
– Стой здесь. Я хочу сыграть эту мелодию для тебя.
Снежинки еще падали, когда Пьеро вышел из-за занавеса. Он прошел к большому коричневому фортепиано, которое выкатили на середину сцены. Раньше Пьеро никогда не видел этот инструмент. Он устроился на табурете, чуть склонил голову к клавиатуре и провел рукой по клавишам, не нажимая на них, как будто хотел их согреть. Когда он на них нажал, Пьеро тут же в удивлении отдернул руки – настолько клавиатура этого инструмента была мягче, чем у приютского пианино. Этим клавишам гораздо больше хотелось быть его соучастниками, чем тем. Этот инструмент любил, когда на нем играют, в отличие от того, упрямого и своенравного. Он пробежал пальцами по клавишам, очаровав и себя, и собравшихся в зале. Его игра звучала как смех в школьном дворе. Поначалу он играл сумбурно, но вскоре присутствовавшие стали улавливать ненавязчивую, изящную, трогательную мелодию, которую он исполнял, импровизируя и развивая ее прямо тут, перед ними. Ее звучание производило такое впечатление, как будто только что раскрыли шкатулку с самым магическим драгоценным украшением.
Эту мелодию он впервые играл, когда Роза стала под нее танцевать. С тех пор Пьеро работал над ней каждый день. Вспоминая о том, что она не смогла устоять перед его музыкой, он хотел соблазнить Розу снова. Девочка закрыла глаза, слушая мелодию и наслаждаясь ею, в эти мгновения весь мир утратил для нее значение. Она начала танец, перенося тяжесть тела с одной ноги на другую, двигаясь за кулисами в ритме музыке. Внезапно сзади раздался взрыв смеха. Ей казалось, что она находится в безопасности за черным занавесом, непроглядным, как ночь в безлунном лесу. Но когда Роза открыла глаза, оказалось, что она стоит на сцене лицом к этому занавесу. Она очень медленно повернулась – зрители смотрели только на нее.
