Нет, все-таки мне это только показалось, и мы, крепко обнявшись с деревом, уверенно продолжаем стоять на склоне.
– Помочь? – сочувственно спрашивает Сэм снизу.
– Нет, я справлюсь, – кряхчу я, пытаясь стряхнуть осыпавшийся на голову и за шиворот снег. Все это несущественные мелочи, – напоминаю себе.
Кое-как перетащив ногу с лыжей на другую сторону березы, я неуверенно сползаю по склону к Сэму.
– Сэм, – начинаю я, – ничего, если я уже поеду назад, голова раскалывается.
– Еще бы, вступить в такие близкие отношения с деревом – не каждый выдержит, – шутит тот. – От вас такие искры посыпались, что хоть костер разжигай! – Я инстинктивно дотрагиваюсь до лица, которое только сейчас заныло, а Сэм дружески хлопает меня по плечу. – Крепись, мы уже едем обратно.
Ну, блин! А когда мне скрывать свое преступление?!
Кроме меня все справляются со спуском без происшествий, и только береза все еще колышет на ветру веточками, точно не может прийти в себя после столкновения со мной. Мы снова становимся друг за другом, и вскоре лыжня приводит нас на берег пруда, позади которого хорошо видно здание гостиницы.
– Медленно, не спеша, – подчеркивает последнее слово Сэм, – съезжаем на лед и прямой наводкой в дом. Дорис будет ждать нас там с горячим завтраком.
– Да вы что, хотите ехать прямо по льду?! Это же смертельно опасно! – внезапно начинает возмущаться Эмма.
– Дорогая, – обращается к ней Сэм, – я намного крупнее тебя и поеду впереди. Вот увидишь, все будет хорошо. Лед хороший, толстый и легко выдержит нас всех.
– Нет, я не поеду, не поеду! – повторяет Эмма, которую, кажется, накрыла паника. – У меня так сын умер! – Выдает она неожиданное откровение.
– Твой второй сын? – деликатно уточняет Сэм.
– Мой младший. Сгинул подо льдом, не выплыл! – женщина, отвернувшись от пруда, трясется и тяжело дышит. Сэм пытается ее успокоить, остальные застыли в сочувственном молчании.
– Извините, – пробурчав это, я съезжаю на лед. Конечно, это очень нехорошо с моей стороны, но это мой единственный шанс! В одиночку я добираюсь до дома, скидываю лыжи и ботинки и прямо в носках бегу в пристройку. Времени катастрофически мало и я вряд ли успею сделать достаточно, но я обязан попытаться!
Врываюсь на кухню, готовый увидеть жуткое кровавое месиво и… не вижу ничего. Отсутствие того, что я был уверен, там должно быть, ослепляет меня, как отражающиеся от снега солнечные лучи! Бред какой-то! Я падаю на табуретку, потому что у меня ноги подкосились от внезапного, негаданного облегчения.
Я никого не убивал!
Только откуда тогда кровь на моей пижаме и те отрывочные воспоминания? Я качаю головой. Это слишком сложно. Параноидальная мысль, что кто-то играет со мной, возникает и отбрасывается, как маловероятная. Кому бы это могло понадобиться? И как бы он это мог провернуть? Нет, скорее это дурацкий сон, а кровь…ну, надо еще раз проверить, есть ли она там вообще. Может это тоже бред моего воспаленного сознания.
А пока что убираюсь с кухни подобру-поздорову. Иду, ставлю нормально лыжи, скрепив их между собой. А вот и остальные подтягиваются. Да, я бы точно ничего не успел. Все, кроме Сэма и самой Эммы, поглядывают на меня с укоризной, но ничего не говорят.
– Собираемся в зале на завтрак, – говорит Сэм, – если надо, сначала переодеваемся, моем руки. – Он уже не такой безоговорочно радостный, как в первый день, а сосредоточенный и, возможно, даже немного усталый.
