Откровение времени - страница 12

Бланжека заинтриговали высказывания профессора, ведь на практике он никогда не сталкивался ни с угнетением, ни с порабощением. В его родном Эйматштадте – этом милом средневековом городке – сохранились самые тёплые и дружественные отношения между людьми. А первое проявление бесчеловечной бюрократии встретилось ему сегодня в дирекции училища.

– Вы так говорите, Гаспар, словно любая организация – это бордель, а её сотрудники – проститутки.

– Конечно не любая, Эмиль, далеко не любая. Есть очень достойные предприятия с высочайшей культурой отношений, и в одном из таких мест мне довелось работать. Но есть и именно такие заведения, о которых вы говорите, где людей воспринимают как невольников и невольниц, а акционеры этих предприятий, соответственно, превращаются в сутенёров-насильников! И им неважно, кто ты: фрезеровщик или начальник цеха, то есть дешёвая или элитная проститутка, – имеют всех одинаково. Нет, это даже не бордель! Это невольничье кладбище! Несчастные люди лежат в гробах, заживо похороненные, и если они не разломают руками и ногами стенки гроба и не выберутся на свет – так и проведут остаток жизни, замурованные во тьме! Гладиаторы в Древнем Риме бились насмерть, чтобы завоевать свободу.

– Гаспар, но ведь получается, что человечество само себя довело до такого состояния. Если бы все жили, как индейцы, не стремясь к цивилизации, равномерно распределяясь по всей площади континента, не образуя мегаполисов, каждая семья, возделывая свой участок земли, – в мире царили бы равенство и свобода.

– Безусловно, многих бед тогда можно было бы избежать: и мировых войн, и загрязнения экологии, и капиталистического деспотизма, и рабовладельческого строя, и диктатуры, и национализма, и многого другого. Да и процессы глобализации, уничтожающие многообразие культур, не имели бы места. А что касается создания мегаполисов, то тут мы прекрасно знаем на примере Византии, что именно централизация и бюрократизация правительственного аппарата привели к падению великой империи. Но люди ведь легко поддаются искушению: одних влечёт власть, других – деньги, третьи жаждут хлеба и зрелищ; вот мы теперь и пожинаем плоды этих соблазнов, приведших к формированию современных политических, социальных и экономических систем. Вспомните одиннадцатый псалом: «Повсюду ходят нечестивые, когда ничтожные из сынов человеческих возвысились» [Пс.11:9]. Этим «нечестивым» мы и обязаны современным укладом жизни.

Профессор умолк, налил себе ещё одну чашечку травяного чая и, углубившись в кресло, стал покачиваться, глядя в небо. Серповидный месяц отражался в его сияющих глубоких глазах. Белые как снег, седые, коротко подстриженные волосы будто бы фосфоресцировали в вечерней атмосфере. На небе уже загорались звёзды, кругом стрекотали сверчки, в окнах соседних домов зажигался свет. Где-то топились печки: столбики дыма ровно поднимались вверх в неподвижном воздухе.

– Скажите, Гаспар, как завязалась ваша дружба с Францем? – спросил Эмиль, вспомнив понравившиеся ему портреты в гостиной.

– О, Франца я знаю столько же, сколько себя. Ещё до школы мы играли вместе в песочнице, а с первого класса и до выпускного проучились вместе, будучи лучшими друзьями. После окончания школы поступили в Буденштальский национальный технический университет, правда, на разные факультеты. На первом курсе судьба преподнесла мне чудесный подарок: я познакомился с прекрасной девушкой, которая позднее стала моей женой. Но вскоре моё счастье сменилось страшным горем: моя жена погибла, не успев оставить мне ни сына, ни дочери. Родителей к этому моменту уже не было в живых, братьев и сестёр у меня нет. И в этот трагический для меня момент рядом оказался только Франц. Его родители – прекрасные люди – предложили мне пожить у них. Я переехал. Больше года прожил я в семье Фацекасов. Они оказали мне колоссальную поддержку, вытащили из страшной депрессии. С тех пор Франц стал мне как брат, а его сын Рудольф – моим крёстным сыном.