Слушай же, с тех пор как я исцелился от запоя, дал себе клятву каждый день, во всю мою жизнь читать Евангелие, по целому евангелисту в сутки, невзирая ни на какие препятствия. Так теперь и поступаю. Если очень много бывает дела по должности и утомлюсь очень сильно, то, вечером легши, заставлю прочесть надо мною целого евангелиста жену мою или сына моего и так неупустительно выполняю сие мое правило. В благодарность и во славу Божию я это Евангелие оправил в чистое серебро и ношу всегда на груди моей».
Со сладостью я выслушал сии речи капитана да и сказал ему: «Такой же пример видел и я: в нашем селе на фабрике один мастеровой был очень искусный в своем деле, добрый и дорогой мастер, но по несчастью тоже запивал, да и часто. Один богобоязненный человек посоветовал ему, чтобы он, когда захочется ему вина, проговаривал по тридцать три Иисусовых молитвы, в честь Пресвятой Троицы и по числу тридцатитрехлетней земной жизни Иисуса Христа. Мастеровой послушался, стал это исполнять и вскоре совершенно кинул пить. Да еще что через три года ушел в монастырь».
«А что выше, – спросил капитан, – Иисусова молитва или Евангелие?» – «Все одно и то же, – отвечал я, – что Евангелие, что Иисусова молитва, ибо Божественное имя Иисуса Христа заключает в себе все Евангельские истины. Святые отцы говорят, что Иисусова молитва есть сокращение всего Евангелия».
Наконец, мы помолились, капитан начал читать Евангелие Марка с начала, а я слушать и творить в сердце молитву. Во втором часу за полночь капитан окончил евангелиста, и мы разошлись на покой.
По обыкновению моему я встал рано поутру, все еще спали, и как только начало светать, я кинулся к моему любимому «Добротолюбию». С какой радостью я раскрыл его! Как будто увиделся с родным отцом, бывшим в далекой стороне, или как бы с другом, из мертвых воскресшим. Я лобызал его и благодарил Бога, возвратившего мне оное. Немедленно я начал читать Феолипта Филадельфийского, во второй части «Добротолюбия». Удивило меня его наставление, в котором он предлагает в одно и то же время, одному и тому же человеку отправлять три разнородных дела: сидя в трапезе, говорит он, телу давай пищу, слуху чтение, уму же молитву. Но воспоминание о прошедшем всерадостном вечере опытно на самом деле разрешило мне мысль сию. И мне открылась здесь тайна, что ум и сердце не одно и то же.
Когда встал капитан, я вышел, чтобы поблагодарить за его милости и проститься с ним. Он напоил меня чаем, дал мне целковый и простился. Итак, я пошел в путь мой, радуясь.
Пройдя с версту, вспомнил, что я обещал солдатам целковый, который неожиданно теперь у меня есть. Отдать ли мне его им или нет? Одна мысль говорила мне: «Они тебя побили и ограбили, да и употребить его им в свою пользу нельзя, ибо они под стражей». А другая мысль представляла другое: «Вспомни, что в Библии написано: если враг твой голоден, накорми его (Рим. 12, 20). Да и Сам Иисус Христос говорит: любите врагов ваших (Мф. 5, 44), и еще: кто захочет взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду (Мф. 5, 40). Убедившись этим, я вернулся, и только что подхожу к этапу, всех колодников вывели, чтоб гнать на следующую станцию; я скоренько подбежал, сунул в руки бывший у меня целковый да сказал: «Кайтеся и молитеся: Иисус Христос человеколюбив, Он вас не оставит!» И с этим удалился от них и пошел в другую сторону по своей дороге.
