«А вот что в Новом Завете сказано, что человек и вся тварь суете повинуется не волею, и все естественно воздыхает, стремится и желает войти в свободу чад Божиих, и это таинственное воздыхание тварей и врожденное стремление душ есть внутренняя молитва. Ей нечего учиться, она есть во всех и во всем!..» – «А как же обрести, открыть и восчувствовать ее в сердце, сознать и принять волей своей, достигнуть, чтоб она явственно действовала, наслаждала, просвещала и спасала бы?» – спросил я. «Не помню, писано ли где об этом в богословских трактатах», – ответил учитель. «Вот здесь, здесь все это написано», – указал я… Учитель взял карандаш, записал название «Добротолюбия» да и говорит: «Непременно выпишу эту книгу из Тобольска и рассмотрю ее». И так мы расстались.
Пошедши, я благодарил Бога за беседу с учителем, а о писаре молился, чтобы Господь устроил, хотя бы однажды, прочесть ему «Добротолюбие» и вразумил бы его во спасение.
А то еще раз весною, проходя в одно село, случилось остановиться мне у священника. Он был человек добрый и одинокий. Я провел у него три дня. Рассмотрев меня в сие время, он стал мне говорить: «Останься у меня, я положу тебе плату, мне нужен человек добросовестный; ты видел, что у нас строится при старой деревянной церкви новая каменная. Не могу найти верного человека, который бы посмотрел за рабочими да сидел в часовне для сбора подаяния на постройку, а вижу, что ты был бы к этому способен, да и тебе по твоему направлению было бы жить хорошо; сидел бы один в часовне да молился Богу, там есть и каморка уединенная для сторожа. Останься, пожалуйста, хотя бы только на то время, покуда церковь окончится».
Хотя и долго я отказывался, но по убедительной просьбе священника должен был согласиться. Так и остался на лето до осени. Вот и стал жить в часовне. Сначала мне было спокойно и удобно упражняться в молитве, хотя и много народа приходило в часовню, особенно в праздничные дни, иные молиться, иные позевать, а иные стащить что-нибудь со сборной тарелки. И как я по временам читывал то Библию, то «Добротолюбие», то некоторые из приходивших, видя это, заводили со мной разговор, другие просили прочесть им что-нибудь.
По некотором времени я заметил, что одна какая-то крестьянская девица часто ходила в часовню и подолгу молилась Богу. Прислушавшись к ее бормотанью, я узнал, что она читает какие-то странные молитвы, а иные совсем перековерканные. Я спросил, кто ее этому научил. Она сказала, что мать, которая была церковная, а отец ее раскольник по беспоповщине. Пожалевши о всем этом, я советовал ей, чтоб она правильно, по преданию Святой Церкви, читала молитвы, и потому толковал ей «Отче наш» да «Богородице Дево, радуйся». А наконец, сказал: «Твори-ка ты почаще да побольше Иисусову молитву, она доходнее всех молитв до Бога и ты получишь чрез нее спасение души». Девица приняла совет мой со вниманием и начала так поступать в простоте. И что же? После непродолжительного времени объявила мне, что привыкла к Иисусовой молитве, что чувствует влечение беспрестанно, если бы было можно, ею заниматься и когда молится, то чувствует приятность и по окончании также радость и охоту опять молиться. Я порадовался этому и советовал ей далее и более продолжать молитву во имя Иисуса Христа.
Время подходило к концу лета, многие из приходящих в часовню начали приходить и ко мне, не только уже за чтением и советами, но и с разными житейскими скорбями, и даже за узнаванием отыскивания потерь и пропажей, видно, иные почли меня за ворожею. Наконец, и помянутая девица в горести пришла за советом, как ей быть. Отец вознамерился отдать ее замуж поневоле за раскольника, тоже беспоповщинского, и венчать будет мужик. «Какой же это законный брак, – воскликнула она, – это все равно что блуд! Я хочу бежать, куда глаза глядят». Я сказал ей: «Куда же ты убежишь? Ведь опять найдут же тебя. В нынешнее время нигде не укроешься без вида, везде сыщут, а лучше молись поусерднее о том Богу, чтобы Он своими судьбами разрушил намерение твоего отца и сохранил бы душу твою от греха и от ереси. Это будет надежнее твоего бегства».
