Так прошел весь вечер, пока у нас не закончились деньги (не у меня, конечно). Зато, кажется, мне подвернулась удача. Ведь когда я попрощался со всеми мужчинами за руки, обнял барышень, то одна, по имени Кэти, успела шепнуть мне на ухо: «Проводишь меня?». Только радовался я не по причине возможного служебного романа, а потому что голос у девушки был испуганный. Будто она знала больше, чем озвучили ребята за столом, просто боялась говорить. Мне это было только на руку. И когда все начали расходиться, она пробормотала что-то по поводу туалета, а я вызвался проводить ее до метро. Пошатываясь, ребята компанией направились в сторону подземки. Так случилось, что я, в отличие от своих коллег, был абсолютно трезв. Причиной тому стала купюра, сунутая официанту, с запиской «мне только безалкогольное». Кэти появилась спустя две минуты. Она тоже не очень крепко стояла на своих двоих.
– Двинем? – предложил я и отодвинул локоть, чтобы Кэти могла ухватиться за нее.
– Спасибо!
– Ты чего-то испугалась?
– Да, твоих слов. Доктор Мортинсон был моим руководителем. – а то я не знал. – И я не видела его уже больше месяца, хотя раньше он и недели не мог удержаться, чтобы не поучить нас уму-разуму… – Кэти оступилась и упала бы, если бы не держалась за меня, кажется, она подвернула ногу.
Она выровнялась, поблагодарила меня и совершенно неожиданно расплакалась, уткнувшись мне в плечо. И тут мне стало действительно неловко, видимо доктор ей был очень дорог, а я столь бессовестно воспользовался ее положением, еще и обрадовался. Детектив, блин… Как ее поддержать? Я осторожно погладил ее по спине, даже будто слегка приобнял, а Кэти никак не могла успокоиться. Надо было что-то сказать…
– Кэти, я… – ну, вот что я могу ей сказать? – Кэти, я рядом, если ты хочешь что-то сказать, то не стесняйся, я тебя услышу.
Кэти задыхалась в истерике, ее плечи дергались, мы сели на крыльцо подвернувшегося магазинчика, ночь была теплой, но я снял рубашку, оставшись в футболке, и укутал в ней девушку. Потихоньку она начала успокаиваться, вытирая слезы рукавом, и на нем расплылось маленькое пятнышко туши. Когда манжета стала напоминать тест Роршаха, Кэти наконец перестала судорожно дергаться.
– Пойдем, Тоби, хорошо? Мне нужно побольше воздуха. – она решительно поднялась и сняла рубашку, подавая ее мне.
– Нет уж, спасибо, вернешь ее, когда отмоешь! – попытка пошутить удалась: Кэти улыбнулась и рассмеялась сквозь оставшиеся в глазах слезы. – Так-то лучше! Ты где живешь? Куда тебя проводить?
– Я не хочу сейчас в общагу идти, давай прогуляемся? Пойдем к набережной?
– Да, а где она?
– Ты же говорил, что полжизни в столице провел! И не знаешь, где здесь набережная? – упс, мой косяк, совсем забылся!
– Да-а-а-а, классика, живешь себе всю жизнь в одном районе, работаешь в другом, и кроме трех улиц в городе ничего не знаешь.
– Понимаю, сама так жила. – о, прокатило, – Тут на перекрестке, справа от НИИ, переход подземный, и на той стороне, через парк.
– А, ну вот и объяснение, я-то живу с другой стороны.
Так и мы прошли, на другую сторону парка, к набережной узенькой речки. Не могу сказать, что воздух был гораздо свежее или чище, так как сильно пахло тиной, на воде возле берега расплывались бензиновые пятна, а услышать, что говорит человек в метре от тебя практически нереально из-за оживленной проезжей части. Зато дул легкий ветерок, который приятно холодил кожу рук и лицо. Речка тоже не произвела на меня впечатление, не сравнится с рекой в моем городе, такой широкой, что если бы не огни на другой стороне, то берега не было бы видно.
