Открывая глаза - страница 8

– Угощайтесь печеньем! – он поставил на центр стола тарелку. – У меня рядом с домом пекарня открылась, «Вишневое облачко».

– Интересное название, – улыбнулась Кира, пытаясь поддержать разговор.

– Да, да, и мне так показалось, – еще более оживился Паша. – Я спросил: почему вы так называете? У вас пирожки с капутой, картошкой, пироги с блоками, вишни совсем нет. А продавец ответила, что вишня есть, и вишневое печенье идет особенно хорошо.

– Я так понимаю, это оно? – указав на тарелку, спросил Дима.

– Нет, это с черникой.

– Хм.

– Мне на выходных снилась огромная черника, – Паша почесал буйную растительность на подбородке, которая все грозила превратиться в нормальную бороду, но дальше угроз дело не двигалось – Я целую ночь от нее убегал.

– А утром встал и купил черничное печенье?

– Конечно.

Слава хмыкнул и скрестил руки на груди.

– Кстати, – Дима поднял взгляд вверх, вспоминая. – Мне уже давно ничего толком не снилось. Одни обрывки фильмов, под которые засыпаю.

Кира взяла дольку яблока и произнесла:

– А мне в последнее время снятся слишком яркие сны, – поймав настороженный взгляд Славы, она опустила глаза в пол.

– Это очень интересно, записывай свои сновидения.

– Пустое марание бумаги, – прозвучал низкий голос Чебанова.

– А тебе что снится, Слава? Наверняка целые миры. – спросил Дима, разминая затекшие от постоянно сидения плечи.

– Почти так. Только мир один, и не целый, а мозаичный. Приходится каждую ночь его собирать.

– Вот бы в такой сон… А то мои – скука смертная.

– Скучнее рабочего понедельника в 15.00?

– Намного!

– Наглая ложь, – усмехнулся Чебанов. – Скучнее этого ничего нет

– Поверь, все настолько серо. Но это хотя бы не кошмары, – Дима поежился.

– Ребята, почему не кушаете печенье? – раздался высокий голос Анисова. На кухне воцарилась тишина.

Слава молча направился к двери.

***

Пришлось задержаться до 21-00: цифры не сходились, поставщики по три раза за день меняли планы, эксель ругался и постоянно стремился удалить всю работу к чертям. Дедлайн никому не давал спокойно жить, и ушедшие сегодня вовремя, тоже работали допоздна – только в домашних халатах.

Кире вроде и спешить было некуда, но сидеть на работе больше положенного времени было тошно. Она всегда отсчитывала количество часов до заветных 18-00, а когда такие вычисления оказывались бесполезными, испытывала почти физическую боль. Белые бумаги, выжигающий свет офиса, дрожащий экран ноутбука, безжалостно бьющий по глазам. Надо купить специальные очки, Максим вот носит такие, ему вроде помогает. Наконец, поймав себя на широком смачном зевке, Кира вызвала такси. Так можно и до утра просидеть.

За порогом было так же грустно, как в кабинете, только темно. Кира вздохнула, подтянула шарф к носу, и шагнула под желтоватый свет фонарей.

Вернувшись в квартиру, Кира виновато посмотрела на разбросанные с субботы кисточки. По-хорошему надо было прибраться, но творческий беспорядок – уже не беспорядок. Кира жалела, что в последнее время стала добираться до мольберта только по воскресеньям, но, с другой стороны, чего толку стоять перед пустым холстом? Желание наблюдать за смешиванием красок угасло, цвета казались чересчур яркими, кисти неудобными, и постоянно хотелось обернуться к телевизору, на котором для фона был включен сериал.

Однако на соседней стене, около «Поцелуя» Климта, висела ромбовидная желто-серая абстракция, которую Кира нарисовала год назад, после переезда в этот город. Картина ей нравилась и заставляла не убирать мольберт и подходить к нему – хотя бы раз в неделю.