Откуда мне знать, что я имею в виду, до того как услышу, что говорю? - страница 43

Таким образом, требуется совсем немного, чтобы приписать кому-то или чему-то свойства характера. К примеру, если на экране совершенно не видно людей и движутся лишь треугольники, ВТУ все равно срабатывают{119}. Социальные подробности иногда отвлекают внимание от сути того, что мы, собственно говоря, хотим увидеть, поэтому очень распространенным приемом в комиксах, мультфильмах и компьютерных играх является максимальное упрощение изображений. В манге они зачастую сильно контрастируют с детально прорисованным ландшафтом и второстепенными фигурами, изображенными почти с фотографической точностью. Это позволяет мозгу быстрее вникнуть в суть и понять, на что обратить основное внимание.

Мы сразу же узнаем человека, распознаем его эмоции и намерения. Все остальное второстепенно. Поскольку наши предки считали, что лучше увидеть медведя там, где его нет, чем наоборот, мы до сих пор имеем тенденцию видеть лица во всех предметах: улыбающиеся у автомобилей, скучные у домов. Если с помощью фотошопа придать лицам детское выражение, то не только люди, но и автомобили станут симпатичнее. И это действительно так. Когда вы увидите машину с детским «лицом» (большие фары, уменьшенная решетка радиатора с узкими щелями), вам невольно захочется ей улыбнуться{120}.

Зрительные образы стимулируют социальное мышление. Если же отсутствуют фильмы, фотографии и звуки, из которых можно отфильтровать нужную информацию, и мы располагаем только рассказанными или написанными сведениями, то основную роль берет на себя префронтальная кора{121}. Это уже совсем другая задача.

Отсюда можно сделать следующий вывод: посмотреть комикс или фильм – это далеко не то же самое, что прочитать книгу. Но все три источника стимулируют важные центры мозга, каждый из которых выполняет свою важную функцию.

Таким образом, у нас уже есть второй фрагмент к общей картине под названием «Что происходит в голове у моего визави?». Участник нашего эксперимента не просто вызывает в памяти прежний образ своего партнера, но и добавляет к нему свои оценочные суждения о его текущих действиях. На основании обоих компонентов он задает себе вопросы: «Что за этим кроется? Почему он так себя ведет?» Разумеется, результат будет таким же субъективным, как и долгосрочные прогнозы. Насколько тяжело разобраться в сути происходящего, мы уже видели в главе, посвященной зеркальным нейронам. Но теперь создаются условия для новых ошибок. Например, для избыточной интерпретации.

Для нашего мозга задача выявления намерений находится в самом верху списка приоритетов. Мы ищем модели поведения. Мы ищем цели. Даже если чашка разбита не нарочно, то что все-таки за этим кроется? Пытаясь обнаружить умысел во всем, что наблюдаем, мы наталкиваемся на одну особенность теории сознания, следствия которой важны не только для отношений наших двух участников.

Для ее объяснения лучше всего подойдет известная аналогия с часами, которую постоянно используют, пытаясь доказать существование Бога. Когда вы видите камень, у вас не возникает даже мысли о том, что его кто-то создал. Но если у вас в руках хитроумно сконструированные часы, то вы с полным правом исходите из того, что где-то должен существовать их творец. К аналогичному предположению приходят многие люди, видя перед собой такой шедевр, как живое существо. Ученые могут сколько угодно рассказывать об эволюции бактерий и о мутациях, но человек имеет привычку во всем видеть сознательные действия и объяснения с позиций эволюции, какими бы научно обоснованными они ни были, его мало убеждают. Поэтому большинство наших представлений о сверхъестественных силах покоятся именно на том, что они обладают разумом и волей.