– Все вместе будем сидеть в трусах и пялиться друг на друга? – засмеялась красивая женщина.
– Нет. Закроем глаза и будем дремать, – Виктор пошел к шофёру: – Серёжа, печки все вруби.
До Зарайска ехали весело. Рассказывали анекдоты и пели песню, которую в стране знали все. Песню «О тревожной молодости», которую выучили с её рождения, с пятьдесят восьмого года.
Забота у нас простая,
Забота наша такая:
Жила бы страна родная, —
И нету других забот.
И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт…
Меня, моё сердце
В тревожную даль зовёт.
Пока я ходить умею,
Пока глядеть я умею,
Пока я дышать умею,
Я буду идти вперёд.
– Пахмутова. Ошанин. Какие талантливые у нас в СССР люди есть! – подвела итог путешествия повариха. Потому, что въехали в Зарайск.
До быткомбината я вас довезу, – крикнул от руля Сергей. – Химчистка слева. Синяя дверь. Табличка есть, не перепутаете.
– Спасибо! – Сухарев снова подошел к водителю. – Ты палки лыжные в Кызылдале у дежурного милиционера не забудь оставить. Их заберут.
– Угу, – ответил шофер и все пошли в химчистку, где выяснилось, что одежду можно забрать только через три дня, поскольку очередь. Работы много, пропади она пропадом!
Все высказались в меру своей воспитанности и разошлись.
– Мы в церковь пойдём. Я там знаю протоиерея. Дадут нам рабочую одежду. А трудницы нам всё постирают и возле печи высушат, да погладят после всего. К вечеру будем как манекены с витрины Челябинского ГУМа.
– Не был в Челябинске, – сказал Жора. – Но не сомневаюсь.
И они, грязные как профессиональные побирушки-оборванцы побежали окольными дорожками в Зарайский Никольский храм.
– Витя! Сухарев! Отец Илия! – узнал его протоиерей и настоятель Церкви отец Димитрий. – Спаси Христос!
– Во славу Божию! – откликнулся на приветствие Сухарев, а Жора просто перекрестился и поклонился.
– Вы никак пешком добирались из Кызылдалы? – настоятель потрогал мокрый и пятнистый плащ Виктора. – Я позову трудниц Настасью и Марию, они всю одежду приведут в порядок, а вы идите в комнату для гостей, переоденьтесь там в халаты махровые. Антон, дьяк наш, проводит и чаем напоит. – Отец Антон, поди к нам!
Подбежал молодой дьяк, тоже поздоровался «Во славу Божию!» и застыл в поклоне. Протоиерей ему всё объяснил.
– Ну, ступайте с Богом. – настоятель перекрестил всех троих. – Дела сделаете, так вечером возвращайтесь. У нас заночуете. На Кызылдалу автобус завтра в семь вечера. Идите с Богом.
Жоре и Виктору хотелось спать. Устали. А до того, как прибежали в храм – бодрость из обоих наружу выплёскивалась. Хоть неимущим раздавай.
Переоделись они, чаю по две кружки употребили с мёдом и баранками.
– Отдыхайте на диванах, гости дорогие, – трудница Настасья кинула на диванные валики по пуховой подушке и тканому пледу. Часа через три принесём всё отстиранное и поглаженное.
– Спаси вас Христос, – поблагодарил трудниц Виктор. Женщины бросили одёжку выходную в огромный таз, поклонились и ушли.
– Я сплю на ходу, – зевнул Георгий.
– Меня тоже клонит к дивану, – улыбнулся Виктор. – Хорошо мы с тобой попутешествовали.
Они легли в халатах, головы провалились в пух гусиный, утонули в подушках и отключились от тел и церковной благодатной тишины. А вечером, когда люди включили в домах своих и государственных квартирах электролампочки, когда моментально сделали улицы светлыми большие пятисотваттные фонари на серебристых столбах да в приоткрытые форточки диктор центрального телевидения стал громко рассказывать о новых трудовых победах советского народа за сегодняшний день, остановились Цыбарев и Виктор возле пятиэтажки под номером сто тридцать два на улице имени Чкалова. Здесь в восьмой квартире на третьем этаже жили жена Георгия Татьяна и дочь Машка.
