Отложенное прощание - страница 2

– Сегодня год, – сказал он в пустоту, и голос предательски дрогнул.

Софья вздрогнула, будто он отвесил ей пощёчину. Но Николай этого не заметил. Его сознание было занято собственными ощущениями. Рукой он нащупал землю и с изумлением подумал: она всё ещё так холодна.

Сейчас, лёжа на пледе в пятне солнечного света, пробивающегося сквозь кроны деревьев, ему было тепло. Но стоило подуть ветру – и он уже кутался бы в пиджак, спасаясь от холода. Почему он тогда не остановил Александра? Почему поддерживал любые его взбалмошные идеи?

И вдруг внутри него родилась страшная мысль. Может…? Он тут же отогнал её, стиснув зубы. Нет. Этого не может быть. Нет!

Он с грустью посмотрел на Софью. Бледная, истощённая – и всё ещё прекрасная.

Он почти протянул руку, чтобы убрать прядь волос, упавшую ей на лицо, но жуткая мысль вспыхнула вновь, сковав его по рукам и ногам.

Нет, это неправда. Не поэтому он не остановил Александра.

Он обожал друга, как брата. А может, и больше – ведь ни с кем из своих братьев не был так близок. Он почти боготворил его. И именно поэтому никогда не противоречил.

В глазах Николая Александр был неуязвим.

Ведь Бог не может погибнуть.

Ни он, ни Софья не произнесли больше ни слова до самой поездки обратно домой.

В карете Николай болтал без умолку, словно пытался выдавить из памяти молчание, которое окутывало их на пикнике. В первую очередь, его актерство было направлена на него самого.

Софья же сидела, рассеянно глядя в окно, и не сразу заметила, что экипаж свернул в незнакомый ей переулок. Лишь когда Николай резко наклонился к форейтору и потребовал остановиться, она удивленно подняла глаза.

Не сказав ни слова, Николай спрыгнул с подножки и молниеносно исчез за дверью ближайшей парадной. Софья только моргнула, не успев ничего спросить.

Когда она уже собиралась последовать за ним, чтобы выяснить, что происходит, Николай вновь вынырнул на мостовую, держа в руках небольшую лакированную шкатулку. Он нес её осторожно, почти благоговейно, будто это был кремовый торт.

Забравшись обратно в карету, он с сияющей улыбкой протянул коробку Софье.

– Вот, – выдохнул он, не в силах сдержать довольный вид.

Софья недоверчиво посмотрела на него, затем на шкатулку, словно опасаясь, что та укусит её за пальцы.

И вдруг крышка дрогнула.

Она вздрогнула, невольно отпрянув, а Николай весело рассмеялся.

– Ну же! – подбодрил он её, поднося подарок ещё ближе.

Софья медлила, но, преодолевая тревогу, всё же протянула руку к шкатулке.

Николай затаил дыхание. Впервые за год броня её апатии треснула, и сквозь неё мелькнуло что-то забытое – прежняя Софья, любопытная, восхищённая миром.

Наконец, крышка шкатулки приоткрылась, и оттуда донёсся жалобный писк. Из темноты показалась крошечная серая головка, едва заметно покачиваясь, словно пытаясь разобраться, где она оказалась. Огромные, чистые, голубые глаза с упрямым вызовом и явным негодованием уставились на Соню.

Не осознавая своих действий, она осторожно подхватила крохотное тельце и прижала к груди. Едва ощутив тепло её ладоней, котёнок замурлыкал, крохотным носом уткнувшись в ткань платья. И только тогда Соня поняла, что говорит – едва слышно, убаюкивающе:

– Ну что же ты… Ну-ну, не бойся, малыш… Всё хорошо… Всё будет хорошо…

Она не переставала гладить дрожащее существо, чувствуя, как в груди разливается странное, почти забытое тепло.

– Предлагаю назвать её Сирин, – сказал Коля, осторожно накручивая на палец крохотный хвостик котёнка.