– Будут ли еще какие-нибудь распоряжения?
– Можете отправить курьером письмо с извинениями для Айрленд Сент-Джеймс? Напишите, что я рассмотрел обстоятельства ее увольнения, счел его неправомерным и прошу ее вернуться в понедельник на работу.
Милли быстро записывала в блокноте.
– О’кей, я сделаю это немедленно.
– Благодарю вас.
Когда она направилась к дверям, я вспомнил кое-что еще.
– И прибавьте, пожалуйста, к письму дюжину роз.
Брови Милли сошлись на переносице, но она редко комментировала мои распоряжения, а сегодня и так уже напомнила о вероятной реакции моей сестрицы. Поэтому секретарша быстро дописала в блокнот пару слов и коротко ответила:
– Будет сделано.
* * *
На следующее утро Милли, явно нервничая, вошла в мой кабинет с длинной белой коробкой. На крышке коробки было красным маркером выведено мое имя.
– Это только что доставили с посыльным.
Я открыл коробку и развернул тонкую бумагу. Дюжина роз лежала внутри, но головки были отрезаны от стеблей, а сверху лежала записка:
«Цветочки оставьте себе. Хотите, чтобы я вернулась – дайте хорошую прибавку. Айрленд».
Я захохотал. Милли смотрела на меня как на потерявшего рассудок.
– Позвоните мисс Сент-Джеймс и передайте от меня, что я не веду переговоры через курьеров. Договоритесь о встрече за ланчем сегодня в час, в «Ла Пьяцце».
* * *
Я взглянул на часы. Если бы речь не шла об Айрленд, я бы уже встал и вышел из ресторана. Однако в четверть второго я сидел за столом в одиночестве с бокалом воды, когда в «Ла Пьяццу» вплыла Айрленд Сент-Джеймс. Она огляделась, и официантка подсказала, где я сижу.
Айрленд направилась в мою сторону и улыбнулась, застав меня врасплох. Сердце забилось чаще. В отличие от вчерашнего дня и всех выпусков новостей, которые я посмотрел, сегодня Айрленд забрала волосы в гладкий конский хвост, открыв высокие скулы. Взгляд невольно задерживался на ее лице, на красивых полных губах. Иным женщинам требуется всякая показушная бутафория в виде макияжа и затейливой укладки, но Айрленд казалась еще красивее без этой фигни. Она явилась в васильковой рубашке и черных слаксах – самый консервативный наряд, однако мужчины и женщины одинаково пожирали ее глазами, когда она шла по ресторану.
Я встал, стараясь не показать, насколько на меня подействовала ее внешность.
– Вы опоздали.
– Простите, я выехала с запасом, но у машины спустило колесо. Пришлось ловить такси.
Я указал на стул.
– Садитесь, пожалуйста.
Айрленд уселась, и тут же подоспел официант:
– Какие напитки прикажете?
Я взглянул на Айрленд. Она усмехнулась и развернула салфетку.
– Обычно я днем не пью, но раз уж я безработная, не за рулем, да и платит пригласивший, то мне бокал мерло.
Я с трудом сдержал улыбку.
– А мне воду с газом, – я взглянул на Айрленд, – раз у меня есть работа.
Официант исчез. Айрленд сложила перед собой руки на столе. Обычно люди уступают инициативу в разговоре мне, но эта девушка обычной не была.
– Короче, – начала она, – я поговорила с адвокатом, и он заверил, что мне можно смело подавать в суд на вашу компанию за харассмент, нарушение условий контракта и психологическую травму.
Я даже подался назад на стуле.
– А кто у вас адвокат?
– Скотт Маркум.
Это имя мелькало в ее досье – несколько лет назад Скотт Маркум был ее бойфрендом. Мне стало интересно, по-прежнему ли они встречаются.
– Понятно. Я пришел принести вам свои извинения, предложить вернуться на прежнюю должность и, возможно, несколько повысить вам зарплату, но раз вы предпочитаете действовать через адвокатов, давайте так и сделаем. – Я встал из-за стола. Меня на пушку не возьмешь, милая.
