Но в следующий же момент я и вправду крепко вцепилась в Якушева, споткнувшегося на кочке. Чем заслужила его самодовольную ухмылку.
Дети, довольные новым развлечением, скакали вокруг и весело хихикали. Никто из них даже и не заикнулся о том, что устал и не хочет нести вещи. Якушев так же самоотверженно молчал.
Спустившись на базу, мы и там собрали немало любопытных взглядов, отчего я чувствовала себя еще более неловко, чем прежде.
Однако нашлись и те, кому наше шествие пришлось не по вкусу. И все они, как ни странно, сосредоточились в одном месте – на дорожке у домика Якушева. Парочка расфуфыренных блондинок со смутно знакомыми лицами ожидали хозяина жилища.
– Это опять твоих рук дело? – шепнул Якушев мне на ухо, запуская своим резким сбившимся дыханием новую волну мурашек.
– Конечно нет! – искренне возмутилась я.
– Ладно. Допустим, – недоверчиво сказал он и прошагал мимо оживившихся блондинок к моему домику, так словно и вовсе не заметил их.
– Дмитрий? – тут же окликнули его. – Дмитрий, а мы к вам!
– Ко мне? – с самым честным видом удивился Якушев, повернувшись к блондинкам вполоборота. – Боюсь, я сейчас немного занят, – пропыхтел он, демонстративно приподнимая меня немного выше.
– О, тогда мы можем подойти попозже, – расстроенно предложила одна из них, – Когда вы уже… освободитесь.
– Вы можете подождать меня и сейчас, – помедлив пару секунд, словно что-то обдумывая, предложил Якушев в ответ. – Я только помогу соседке устроиться с комфортом и вернусь.
Блондинки обрадовались. И мне бы радоваться вместе с ним, да еще и благодарить, ведь вынужденное времяпрепровождение с несносным Якушевым наконец-то подходило к концу. Но я почему-то испытывала совершено противоположные чувства…
8. Глава 8
Растяжение связок голеностопа – достаточно частая травма, одна из самых распространенных у спортсменов, в том числе у туристов. Сталкивался с этим уже не раз – алгоритм действий оказания первой медицинской помощи отточен до автоматизма. И все же, увидев разбитые коленки Кораблевой, я слегка замешкался. Пока ее болезненное шипение не привело меня в чувство.
Даша привычно язвила и бросалась колкостями в мой адрес, но злиться на нее все равно не получалось. Насупившаяся и сердитая, она храбрилась изо всех сил – это было заметно даже невооруженным взглядом, – и выглядела при этом до жути мило.
А вот нести ее на руках через всю базу отдыха было откровенно ужасной идеей. Тяжести в Кораблевой было немного – не больше, чем в моем походном рюкзаке, который я обычно брал с собой на сплав[1], – но положение для транспортировки было до ужаса неудобным. Впрочем, говорить об этом вслух я все равно не собирался.
Пока Дашка старательно воротила от меня свой очаровательный вздернутый носик, показывая всем своим видом, как ей претит наш вынужденный тесный контакт, я смог без опаски разглядеть ее вблизи.
Полные, сочные губы были слегка поджаты, на переносице и кончике носа раскинулась легкая россыпь еле заметных веснушек, – не у одного меня на теле остался «солнечный привет», – густая копна непослушных каштановых волос, которые, выбившись из прически, так и норовили пощекотать мне лицо, и ровная гладкая кожа с нежным румянцем на щеках. Всем двадцатилеткам на зависть, не то что ровесницам.
Некстати вспомнилась собственная седина на висках – всего пара волосков, едва незаметных для окружающих, но все же. Хотя, пожалуй, неудачный пример. Конкретно моя седина с возрастом совершенно никак связана не была, и «благодарить» за нее я должен Зайкину маму – она постаралась.
